— Что тут еще? — спрашивает Лорье, приоткрывая дверь
— Пропустите меня, послушайте, — протестует дядя, прокладывая себе путь. — Я тут, все хорошо!
— Нет, не совсем, по-моему, Элиз очень… хм… устала, — бормочет Жюстина.
Я отпускаю ее руку, поднимаю свою и тщательно изображаю движение, будто пишу. Лорье мгновенно понимает и протягивает мне свои блокнот и ручку — ну, наконец!
«Проход через камин».
— Боже правый! — восклицает он. — Морель, возьмите двоих людей и пойдите проверьте камин. Пусть кто-нибудь поднимется на крышу!
— На крышу? Но там жутко скользко, столько снега!
— Плевать! Я хочу знать, можно ли пройти через камин в кухне и есть ли следы на снегу на крыше! Действуйте, быстро!
— Ловко, Элиз, — хвалит меня дядя. — Ей всегда удавались головоломки, — добавляет он, подкрепляя мою легенду. — Она разгадывала все загадки в «Журнале Микки».
Мне кажется, я слышу, как ржет Мерканти. После чего все мы остаемся сидеть, словно незнакомые друг с другом люди в приемной дантиста. Странная атмосфера осадного положения, царящая в ГЦОРВИ, судя по всему, уже начала действовать и на дядю. Все по очереди покашливают. Кто-то трещит пальцами. Мерканти скрипит башмаками. Жюстина напевает «Падает снег… », дядя насвистывает «Мадлон». Мерканти, сам того не осознавая, начинает ему подсвистывать. Несколько нот, потом такт, потом два. Потом подключается Лорье. И вернувшийся Морель видит двух слепых женщин, прижавшихся друг к дружке на диване, и трех мужчин, которые, вместо того чтобы поддерживать их, высвистывают каноном «и принеси нам винца… ».
— Э-э… Простите, шеф…
— А, Морель! Что-то вы быстро!
— Шеф, Дюпюи упал с крыши.
— Дерьмо!
— Ну да, шеф, снег очень скользкий, и там его много…
— Он ранен?
— Нет, шеф, он приземлился в цистерну, полную ледяной воды.
— Так все в порядке?
— Нет, шеф, потому что мы его не сразу вытащили, так что он весь синий и стучит зубами, как будто у него во рту кастаньеты.
— Скажите женщинам, чтобы дали ему выпить какой-нибудь отвар, уложили у огня под одеялом, ноги пусть сунет в таз с горячей водой, — приказывает Лорье.
— Каким женщинам, шеф?
— Старушкам, Морель. Черт возьми, вы же видите, что остальные недееспособны!
Морель идет к выходу.
— Стойте!
Скрип каблуков.
— На этой чертовой крыше следы были?
— Да, шеф, возле трубы. Кто-то там недавно ходил, и следы вели к желобу, и вот как раз, когда Дюпюи нагнулся, чтобы получше их рассмотреть…
— Ясно, хватит!
Морель убегает.
— Значит, моя племянница была права! — ликует дядюшка. — Именно оттуда этот тип и проник в дом, и оттуда он и смылся, убив бедную Вероник.
— Вы знали Вероник Ганс?
— У вас что, замедленная реакция? Да, разумеется, я знал Вероник Ганс. Как и все тут. Не оченьто симпатичная девушка. Она поругалась с Соней из-за Пайо.
— Пайо? — повторяет Лорье.
— Да, инструктор. Ему нравилась Соня, а Вероник это не нравилось. Ну, это с вашим делом никак не связано. Мы говорили о каминной трубе.
Я почти что слышу, как скрипят зубы Лорье, когда он отвечает:
— Точно.
— Вот только, — задумчиво продолжает дядя, — он не мог пробраться через трубу этим утром, пока мадам Реймон готовила завтрак. Она бы его заметила. Значит, он должен был войти прежде, чем она принялась за работу. Когда она начинает?
— Мерканти, в котором часу кухарка начинает работать с утра?
— В семь тридцать, старшина.
— И где же он прятался полтора часа? — спрашивает дядя.
— Он мог затаиться на лестнице, там никто не ходит, — предполагает Мерканти.
Или в комнате. В комнате Леонара, отправившегося на прогулку. В комнате Жюстины, которая не слышала, как вошла Вероник и украла ее портсигар. А, кстати, что за странная идея — своровать такую штуку! А кто-нибудь проверял, не унесла ли она чего еще? Я шевелю пальцами, Лорье снова дает мне блокнот. Пишу свой вопрос.
— «Вы проверили, не украла ли Вероник Ганс у Жюстины что-то, кроме портсигара?», — вслух читает дядя. — Какой портсигар? Ты же не куришь?
— Я больше не курю, — поправляет его Жюстина.
— Портсигар, который вы ей подарили, — отвечает Лорье одновременно с ней.
— А! — говорит дядя.
— Честно говоря, со всей этой суматохой я и не подумала проверить, не исчезло ли что-то еще, — объясняет Жюстина. — Пойдешь со мной, Ферни?
Ферни! В жизни не слышала ничего глупее! Ферни! А почему не Фефе? Всем на свете известно, что уменьшительное от Фернана — Нану, во всяком случае, моя тетя звала его именно так.