Последние отзывы

  139  

– Керенса, как же мне быть, ведь твой список меняется каждые два дня. Какой-нибудь маленький проступок, и я окажусь между папой и Клавдией. Я это знаю.

Она обняла его еще крепче.

– Нет, не окажетесь. Потому что я не обращаю внимания на ваши шалости. Мне нравится, что вы шалун.

Таким образом, не было никаких сомнений, что Керенса была любимицей Фрита, а Фрит был любимцем Керенсы.

Мисс Робинсон жила на Уимпоул-стрит уже четыре года, и за эти годы она, казалось, помолодела и повеселела. Она перестала беспокоиться о своем будущем и не напоминала детям о том, как много она для них сделала. Она рассказывала им о достоинствах их матери и о том, каким хорошим ребенком она была. Леди Дженет тоже была, похоже, образцовой ученицей. По сути, такими были большинство ее учениц. Печальным исключением была Керенса. Но Керенса была далеко не глупа. Она любила слушать рассказы о детстве матери и быстро обнаружила, что Аманда была такой же плохой рукодельницей, как она сама.

– С Керенсой, – сказала мисс Робинсон Аманде, – надо быть постоянно настороже. Она очень наблюдательна, и хотя на уроках она зачастую невнимательна, почти ничто из того, что не предназначено для ее ушей, мимо нее не проходит.

Мисс Робинсон глубоко любила Доминика. Она считала, что между ними существует особенная связь, потому что он родился вскоре после того, как она появилась в этом доме; она страдала в те ужасные недели, когда впервые стало ясно, что он останется слепым.

Самым любимым занятием мисс Робинсон в течение дня был Урок чтения Доминику. Она уже объяснила ему, как французский дворянин, месье Луи Брайль, который тоже был слепым, как и Доминик, с сожалением думал о том, что слепые люди не могут так же наслаждаться книгами, как все другие, зрячие. И теперь каждое утро Доминик сидел с ней за столом в детской комнате, и его изящные чувствительные руки скользили по выпуклым буквам, которые он очень быстро выучил.

Доминика было невозможно жалеть, потому что сам он себя ничуть не жалел.

Мисс Робинсон была очень счастлива. Было удивительной удачей приехать к Аманде, ждать рождения детей, которые все по очереди должны были стать ее учениками.

Перед самым рождением Клавдии Аманда сказала:

– Робби, даже когда дети вырастут, я бы хотела, чтобы вы оставались с нами. Конечно, до этого еще годы и годы, но... я бы не хотела, чтобы вы думали об отъезде.

После этих слов мисс Робинсон посмотрела на Аманду засиявшими глазами, а ее красноватые руки задрожали. Впоследствии Керенса, подмечавшая все такие частности, сказала, что теперь мисс Робинсон напоминает паломника, добравшегося до святых мест и сбросившего груз грехов и забот.

Как почти каждое утро после уроков, мисс Робинсон отправилась с детьми в парк. Лей с Керенсой обычно уходили вперед, а Доминик чаще всего шел рядом с ней, держась за руку. Ему было четыре года, Керенсе – шесть, а Лею – десять.

Керенса вприпрыжку бежала в опасной близости к воде Серпентина. Однажды она свалится в озеро. Оно будто притягивало ее.

– Не могу себе представить, – почти раздраженно сказала мисс Робинсон, – откуда в тебе берется твое озорство.

– Ниоткуда не берется, – дерзко ответила Керенса. – Это все мое.

Она обмакивала носки ботиночек в воду и подзадоривала Лея делать то же самое. Она дразнила его, пока он не повторял все за ней.

– Отойдите от воды, – сказала мисс Робинсон. – Она сегодня ужасно воняет.

Так это и было на самом деле. Из-за жары поднялась вонь от канализационных стоков, стекавших в Серпентин по ручью с западной его стороны.

На замечание мисс Робинсон Керенса ответила тем, чТо от воды убежала далеко в противоположную сторону.

– Вернись! – крикнула мисс Робинсон. – Вернись!

Но Керенса бежала далеко впереди, пока не остановилась поглядеть на какое-то тряпье, лежащее на траве. Она подумала, что это кипа одежды, но это была старуха, бедная старуха; когда Керенса подходила к ней на цыпочках, она, казалось, медленно зашевелилась – шевелились ее волосы, шевелилось ее тряпье; и Керенса увидела, что она покрыта шевелящимися насекомыми, это они двигались, а не старуха. Запах исходил тошнотворный, хуже, чем от могил за церковными оградами, где Керенса видела копошащихся крыс.

Керенса была в ужасе и все же стояла как завороженная. Женщина взглянула на нее, значит, она не была мертвой; в глазах у нее было что-то желтое с красным. Она смотрела на Керенсу так, будто просила о чем-то, а Керенса, несмотря на всю свою невыдержанность, была в душе так же добра, как ее мать, она нащупала в кармане приберегаемую монету в один пенни и бросила ее старухе. Больше денег у нее не было, но как бы ей хотелось, чтобы они были и чтобы она могла дать ей еще!

  139