Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
91 
До мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам…В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград.
Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе. Тогда же возникли очерки «Три сирени» и «В гостях у смерти» – последнее о чтении стихов на фронте в Териоках. Проза всегда казалась мне и тайной и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи – я никогда ничего не знала о прозе. Первый мой опыт все очень хвалили, но я, конечно, не верила. Позвала Зощенку. Он велел кое-что убрать и сказал, что с остальным согласен. Я была рада. Потом, после ареста сына, сожгла вместе со всем архивом.
* * *
- Еще на всем печать лежала
- Великих бед, недавних гроз,
- И я свой город увидала
- Сквозь радугу последних слез.
ГОРОДУ ПУШКИНА
- И царскосельские хранительные сени…
* * *
- О, горе мне! Они тебя сожгли…
- О, встреча, что разлуки тяжелее!…
- Здесь был фонтан, высокие аллеи,
- Громада парка древнего вдали,
- Заря была себя самой алее,
- В апреле запах прели и земли,
- И первый поцелуй…
* * *
- Лучше б я по самые плечи
- Вбила в землю проклятое тело,
- Если б знала, чему навстречу
- Обгоняя солнце, летела.
Перед самым отъездом из Ташкента Анна Андреевна получила от давнего своего друга Владимира Георгиевича Гаршина, профессора медицины и племянника известного писателя, телеграмму с предложением руки и сердца, и даже с вопросом: согласна ли она, при официальном оформлении брака, взять его фамилию. Про себя Анна Андреевна иронически усмехнулась: какие, мол, нежности при нашей бедности и нашем, увы, отнюдь не нежном возрасте (Гаршин был ее ровесником). Однако ответила согласием, снизойдя к амбициям и опасениям «жениха». Но пока невеста добиралась до Ленинграда, в жизни Гаршина, овдовевшего в блокаду, произошло чрезвычайное происшествие. Ему приснился вещий сон; в том сне ученому патологоанатому явилась покойница-жена и взяла с него слово не жениться на Ахматовой, не вводить эту ведьму с Лысой горы в их почтенный профессорский дом. Гаршин встретил Анну Андреевну на вокзале и даже, кажется, с цветами, и тут же поведал о случившемся.
Явление мертвой жены – версия Гаршина. На самом деле, все было куда проще. Овдовев, Владимир Георгиевич, терзаемый тоской и одиночеством, сошелся, как тогда говорили, со своей сослуживицей Капитолиной Волковой, женщиной немолодой, хозяйственной, ученой, но несмотря на красоту и прочие женские достоинства, незамужней и вскоре после разрыва с Ахматовой, в июле 1944, сделал ей предложение. Впрочем, судя по воспоминаниям Капитолины Григорьевны, Анна Андреевна к этому браку никакого отношения не имела. Цитирую:
«31 июля 1944 года у директора ВИЭМа… было совещание. Владимир Георгиевич сидел рядом с ним за председательским столом, а мы, сотрудники, на своих обычных местах… Перед концом заседания Владимир Георгиевич прислал мне записку. Он нередко присылал мне такие записки: то с каким-то деловым замечанием, то жаловался на головную боль и просил выйти вместе с ним на воздух… Но на этот раз записка была другого содержания, в стихах. Вот они:
- Я очень скромный человек,
- Нужна мне только чуточка,
- Но уж зато нужна на век,
- На век, не на минуточку.
Я быстро расшифровала слово «чуточка» (Капочка-капелька-чуточка)… Владимир Георгиевич смотрел в это время на меня и увидев по моему лицу, что я поняла, сделал мне знак, чтобы я вышла из кабинета. Он вышел вслед за мной. Мы поехали на могилу Татьяны Владимировны (первой жены Гаршина. – A. M.), и тут Владимир Георгиевич рассказал мне, что когда Татьяна Владимировна серьезно заболела и заговорила о смерти, она сказала Владимиру Георгиевичу: «Если я умру, женись на Капитолише (так она меня называла за глаза), она тебе хорошей женой будет».
Ни об этой странноватой для пожилого жениха форме сватовства, ни о том, что явление во сне мертвой супруги – чистой воды выдумка, Анна Ахматова никогда не узнала. Как не узнала никогда и о том, что фамилия женщины, которую герой ее молодого романа Борис Васильевич Анреп, удирая от революции в Англию, взял с собой в марте 1917 года – тоже Волкова. И вот что интересно: вдобавок к однофамильству счастливые соперницы Анны Андреевны Капочка и Маруся еще и страшно похожи – почти как горошины из одного стручка. Во всяком случае, на молодых фотографиях. Профессиональный художник, которому я их фото показала, глянув, обознался. Дескать, одно и то же лицо, сфотографированное в разные годы и при разном освещении.
91 
