Суворину А. С., 16 октября 1891 ^*

1022. А. С. СУВОРИНУ

16 октября 1891 г. Москва.

16 октябрь.

Поздравляю Вас с новым поваром и желаю отличного аппетита. Пожелайте и мне того же, потому что я приеду к Вам скоро, скорее, чем предполагал, и буду есть за троих. Мне необходимо удрать из дому хотя на полмесяца. От утра до ночи я неприятно раздражен, чувствую, как будто кто по душе водит тупым ножом, а внешним образом это раздражение выражается тем, что я спешу пораньше ложиться спать и избегаю разговоров. Всё у меня не удается, глупо валится из рук. Начал я рассказ для «Сборника», написал половину и бросил, потом другой начал ^* ; бьюсь с этим рассказом уже больше недели, и время, когда я кончу его и когда напишу и кончу тот рассказ, за который получу деньги, представляется мне отдаленным. В Нижегородскую губ<ернию> я еще не поехал по причинам, не зависящим от моей воли, и когда поеду, неизвестно. Одним словом, чёрт знает что. Какая-то чепуха, а не жизнь. И ничего я теперь так не желаю, как выиграть 200 тысяч, потому что ничего так не люблю, как личную свободу.

А на нашу лебеду откликнулись. ^* Но я не удовлетворен. Почти все наши травы, в том числе и ядовитые, содержат крахмал, однако же ведь их не едят. Почему народ именно на лебеде остановился? Как она действует на питание? и проч.

Когда приеду в Петербург, мы выдумаем вместе целый ряд вопрос<ов>. Это не мешает. И откликаются на вопросы с удовольствием, и не ради одного тщеславия.

Паспорт получил ^* . Благодарю.

Ах, какой у меня сюжет для повести! ^* Если б сносное настроение, то начал бы ее 1-го ноября и кончил бы к 1-му декабря. Листов на пять. А мне ужасно хочется писать, как в Богимове, т. е. от утра до вечера и во сне.

Вы никому не говорите, что я приеду в Петербург. Буду жить incognito. В письмах своих к Лессингу и проч. я пишу неопределенно, что приеду в ноябре ^* .

Осталось до дачи еще 6½ мес. Значит, на пропитание надо заработать около 2 тысяч. Когда же я буду Сахалин писать? Он ждет. Нельзя ли попросить Грессера, чтобы в сутках было не 24, а 44 часа?

Сейчас принимал больного. Прописал ему валенки, рукавицы, рыбий жир и соленые ванны для рук.

Пусть пока присылают корректуру «Дуэли» для книжки. Значит, «Дуэль» будет печататься три недели ^* . Так как конец будет печататься, когда я буду в Питере ^* , то, быть может, я что-нибудь переделаю в нем.

Напоминать ли Вам о «Каштанке» ^* или забыть о ней? Потеряет ли что-нибудь отрочество и юношество, если мы не напечатаем ее? Впрочем, как знаете.

Прилагаемую заметку благоволите передать Лялину ^* . Быть может, пригодится. Прислал мне ее один газетчик.

Будьте здоровы. Отчего голова болит? От дурной погоды, что ли?

Анне Ивановне и всем домочадцам привет.

Чехов.

Если увидите брата, то сообщите ему, что тетка умирает от чахотки. Дни сочтены. Славная была женщина. Святая.

Если хотите ехать в голодные губернии, то давайте поедем вместе в январе. Тогда видней будет.

Чайковскому П. И., 18 октября 1891 ^*

1023. П. И. ЧАЙКОВСКОМУ

18 октября 1891 г. Москва.

18 октябрь. Мл. Дмитровка, д. Фирганг.

Многоуважаемый Петр Ильич!

У меня есть приятель, виолончелист, бывший ученик Московской консерватории, Мариан Семашко, великолепный человек. ^* Зная, что я знаком с Вами, он не раз просил меня походатайствовать перед Вами: нет ли где-нибудь в столицах, или в провинции, в Харькове, например, или где-нибудь за границей подходящего для него места, и если есть, то не будете ли Вы добры — оказать ему протекцию? Зная по опыту, как утомительны подобные просьбы, я долго не решался беспокоить Вас, но сегодня решаюсь и прошу Вас великодушно простить меня. Мне жаль и досадно, что такой хороший работник, как Семашко, болтается без серьезного дела, да и просит он меня так жалобно, что нет сил устоять. Его хорошо знает Николай Дмитриевич Кашкин.

  112