очень нудно 
16 
Он бежал уже вторые сутки. Силы были на исходе. Сознание опасности, расчет, способность ориентироваться в квадрате «охотничьих» угодий давно уступили животному инстинкту самосохранения. Он падал, метр за метром преодолевая расстояние — где ползком, где короткими перебежками, не позволяя себе думать о том, что ждет его в случае, если свершится чудо и удастся вырваться из заведомо замкнутого круга, в котором пристреляна каждая кочка, учтены все лазейки, приняты во внимание все просеки и звериные тропы. Предвкушение свободы охватывало его уже не раз — позавчера, когда удалось уцелеть на первом этапе и уйти от собак; вчера, когда он оказался в песчаной нише у подножия обрыва и его заметили с вертолета, — но всякий раз счастье избавления оказывалось обманчивым, на пути возникали новые преграды.
Все оказалось рассчитанным точно: шар катился в заранее уготованную лузу. Именно там, в глухом и, как казалось, безлюдном ельнике его поджидали. Когда до края поля оставался десяток шагов, вспыхнули лучи карманных фонарей, и окрестности огласились кровожадным пьяным ликованием сидевших в засаде «охотников».
Он встал в полный рост, инстинктивно закрыл лицо руками, наверное, зная, что сейчас раздастся выстрел, за которым наступит могильная тишина. Сейчас смерть для него была бы блаженством, мучители решили продлить его земное существование: ночной птицей прошелестела веревочная петля, сползла по обмякшему телу и захлестнула ноги в коленях; в глубине рыкнул тяжелый мотор вездехода, и неудержимая механическая сила поволокла его по земле.
Небо на востоке просветлело…
Фрол Неледин испуганно открыл глаза — приснилось нечто ужасное, что именно, он забыл тут же и долго лежал на влажной постели, силясь сообразить, где он и что произошло накануне. Когда наконец глаза привыкли к темноте, взору предстал щелистый дощатый потолок, лампочка, свисающая на кабеле, дотлевающие угольки в печи и их отражение в батарее пустых коньячных бутылок. Он лежал на широкой старинной кровати с лакированными деревянными спинками, стоявшей у плотно закрытого ставнями окна. «Сексодром», — всплыло в памяти смешное словечко, которым Нинка окрестила кровать. Ах, да… Нинка! Он на даче ее родителей где-то неподалеку от Рязани… кажется, на Оке.
«…Наташка спит… Потому что дома мне страшно и скучно… — доносился приглушенный голос Нинки из соседней комнаты. Она разговаривала с кем-то по сотовому телефону. — Когда?!. Сейчас?!. Хорошо… хорошо, валяйте!»
Фрол потянулся к стулу, на котором валялась его одежда, достал из кармана часы. Тщетно старался вспомнить, какой сегодня день. Кажется, они заявились сюда по пьянке в воскресенье вечером. Нет, в понедельник, точно: ездили на открытие немецко-российской швейной фабрики по заданию редакции, Нинка готовила репортаж и пригласила его как фотокора, там надрались на фуршете с немцами, сдали материал и решили махнуть на природу. Кому такое на трезвую голову могло прийти — в апреле-то? Еще листва как следует не распустилась, и дачи стояли мокрые, сплошь заколоченные досками. Правда, с таким запасом «горючего» холодно им не было ни минуты.
Фрол закурил. Скрипнула дверь, и появилась Нинка с керосиновой лампой, замотанная в старый плед, взлохмаченная — такую во сне увидишь, не проснешься.
— Доброе утро, — произнес Фрол.
— Привет. — Она поставила лампу на стол, сбросила плед и юркнула под одеяло. — Бр-р-р-р!.. У нас выпить осталось?
Он пошарил рукой под кроватью, нащупал бутылку с коньяком, протянул ей. Нинка хлебнула из горлышка, тряхнула головой.
— Кому ты звонила? — забрал у нее бутылку Фрол.
— Это не я звонила, а мне. Предки из Питера вернулись, да не одни, а с целой делегацией. У них там дочернее предприятие, я тебе говорила.
— И что?
— Собираются сюда на шашлыки.
— Они знают, что ты здесь?
— Нет, конечно. Я сказала, что ночую у Наташки. Это моя двоюродная, здесь неподалеку в Новоселках живет.
Фрол допил коньяк, в голове прояснилось. По всему выходило, что ему нужно убираться.
— Когда они заявятся?
— Кто их знает! Часам к восьми.
Он нехотя вылез из-под одеяла, стал одеваться. Дом быстро остывал, выпивки не осталось.
— Как отсюда выбираться-то? — спросил Фрол.
— В девять пятьдесят рязанский автобус, — ответила Нинка из-под одеяла.
Он присвистнул. Торчать здесь до десяти в его планы не входило; не говоря о нежелательной встрече с ее родителями, предстояла работа: шеф Черноус приказал сделать фоторепортаж с выставки медтехники, видимо, ему пообещали за это отвалить жирный кусок.
16 
