Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
19 
Прочтя эти строки, Жанна задумалась, не одурманен ли адмирал придворной лестью. Сама она настороже, и провести ее труднее. С какой стати королеве-матери и королю — поскольку король игрушка в руках Екатерины — так старательно выказывать расположение к недавним врагам?
Жанна была уверена только в одном — за их поведением кроется какой-то коварный план.
«Король уберет все препятствия к этому браку, — писал далее Колиньи, — даже религиозные предрассудки».
Как это понять? Не намекает ли он, что Маргарита станет гугеноткой, дабы угодить будущему мужу?
Жанне хотелось закричать: «Нет! Нет! Я подозреваю за этим планом скрытый мотив. Генрих нужен им в Париже не как жених, а по какой-то другой причине».
Она созвала свой совет; но членов его тоже прельстило, что король предлагает Генриху руку своей сестры. Они напомнили Жанне, что с католическим двором заключен мир. Поскольку все разногласия улажены, старых врагов надо воспринимать как друзей; а для наследника наваррского трона это прекрасная партия.
Возразить ей было нечего. Разве только, что: «Предчувствие настраивает меня против этого брака».
Но в одном она оставалась непреклонна: Генрих не поедет в Париж… пока.
До нее дошли слухи, что он завел новую любовницу и вполне доволен жизнью в Беарне.
Пусть там и остается. Она сама поедет в Париж с дочерью Екатериной; а Генриху там появляться нельзя, покуда не станет ясно, что кроется за этим внезапным проявлением дружбы.
Мучимая подозрениями и беспокойством, Жанна отправилась ко французскому двору.
НЕВЕСТА
Сообщение было передано, когда принцесса Маргарита, которую при дворе все называли уменьшительным именем Марго, доставшимся от брата Карла, любовалась своим отражением в зеркале, пока служанки застегивали ей платье.
«Ее величество королева-мать примет принцессу Маргариту у себя в покоях в четыре часа».
В четыре! Через тридцать минут. Марго попыталась подавить беспокойство, которое с раннего детства доставляли ей материнские вызовы; хоть она и могла не считаться ни с кем при дворе, в том числе и с любым из братьев, но без страха относиться к матери так и не научилась.
До встречи оставалось полчаса, Марго недоумевала, почему не может подавить трепета перед ней. В детстве ей от матери нередко доставалось; она помнила, как мать вдруг хватала ее за ухо или за щеку и щипала до слез. Но страшна была не боль. Не то, что случалось. Может, то, что могло бы случиться? Королевы-матери боялись многие, никто во Франции не внушал такого ужаса, как она.
Марго вызывающе поглядела на красавицу в зеркале, ответившую ей таким же взглядом. Накрутила на палец длинный локон золотистого парика, покрывающего ее черные волосы. Она сомневалась, что к лицу ей больше черных золотистые, — но они самые модные.
Собственное отражение всегда придавало ей смелости. Душка Пьер Брантом восторженно писал о ней: «Я считаю, что все нынешние и прежние красавицы меркнут перед нею; пламя ее так опаляет крылья других, что они не смеют приближаться к нему. Ни одна богиня не была еще столь прекрасна. Чтобы прославить ее прелести, достоинства и добродетели, Богу надо сделать землю шире, а небо выше, ибо они тесны для полета ее совершенства и славы».
Настоящий поэт! Изысканные слова; она бы щедро вознаградила его, если б не отдала сердце, душу и тело самому красивому мужчине при дворе.
— Брантом вполне мог бы написать так о моем возлюбленном, — пробормотала она, — эти слова больше подходят ему, чем мне.
Принцесса вгляделась в свои глаза, отраженные в зеркале. Красота? Да, бесспорно. И парча, сверкающие драгоценные камни подчеркивают ее. Но достоинства! Добродетели! Это уже совсем другой разговор.
Марго показала язык отражению в зеркале; казалось, она бросает вызов тайком, потому что не смеет бросить открыто.
Наверняка, стала успокаивать она себя, я не получу нагоняя. Разве мать не может вызвать меня потому, что давно не говорила по душам с любимой дочерью?
Ее чувственные губы недовольно скривились. Она принарядилась для любовника; на ее белых тонких пальцах сверкали драгоценные камни, розовый испанский бархат был расшит стеклярусом.
Мать может спросить, с чего она так нарядно оделась, не готовится ли к событию государственной важности.
— Нет, maman, — прошептала Марго и тут же прониклась презрением к себе, потому что никогда не обращалась так к Екатерине Медичи. — Это событие значительно важнее. Я готовлюсь к свиданию с единственным мужчиной на свете, которого люблю и буду любить.
19 
