1840. Л. С. МИЗИНОВОЙ

12 декабря 1896 г.

Печатается по тексту: ПССП, т. XVI, стр. 412, где опубликовано впервые, по копии из архива М. П. Чеховой. Автограф неизвестен.

Дата предположительная (копия была датирована М. П. Чеховой днем пребывания Чехова в Москве — ПССП, т. XVI, стр. 550).

Дедушка — М. А. Саблин.

1841. А. П. МАНТЕЙФЕЛЮ

13 декабря 1896 г.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XVI, стр. 412–413.

…принять участие в вечере 4-го января я не могу. — В каком вечере просили Чехова участвовать, не выяснено.

1842. А. С. СУВОРИНУ

14 декабря 1896 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма, т. IV, стр. 518–519.

Год устанавливается по упоминанию о полученном письме от А. Ф. Кони (7 ноября 1896 г.). См. примечания к письму 1806 ^* .

Получил Ваши два письма насчет «Дяди Вани»… — По-видимому, Суворину понравилась пьеса «Дядя Ваня», которую он прочел впервые.

…через силу читаю корректуру. — Корректуру сборника пьес, печатавшегося в типографии Суворина.

…мои пьесы проваливались и ранее… — Чехов имеет в виду постановку «Иванова» в театре Ф. А. Корша (в первой редакции) и постановку «Лешего» в театре М. М. Абрамовой.

…дало повод Лейкину выразить в письме соболезнование… — В письме от 27 октября 1896 г. Н. А. Лейкин писал Чехову: «А как мы, друзья Ваши, во время первого представления «Чайки“ негодовали на рецензентов! Они тотчас же после первого акта зашипели, забегали по коридорам: „где тут действие! Где тут типы? Вода и вода“, — прямо подготовляя неуспех первого представления, ибо обращались с разговором к бенефисным завсегдатаям, а те в большинстве случаев глупы и слушают, что им говорят, сами ничего не понимая. У рецензентов я видел на лицах и в разговорах даже какое-то злорадство, когда они указывали на слабые стороны пьесы и когда бенефисные завсегдатаи с ними соглашались. В особенности отличался жид Кугель, из „Петерб<ургской> газеты“. Предчувствуя, что он наутро начнет выливать помои на пьесу, я отправился в ложу Худековых и просил Николая Худекова, чтобы он взял Кугеля под уздцы и сдержал. То же самое прибавила от себя добрейшая Надежда Алексеевна, его мать, которой пьеса нравилась. Сын обещал матери и мне, но наутро все-таки появилась ругательная заметка Кугеля, которая буквально взбесила. А одна молодая дама-писательница <Л. А. Авилова> до того негодовала на эту заметку, что, приехав в этот день ко мне и заговорив о ней, даже заплакала. На первое представление Вашей пьесы собралась почти вся журналистика, вся беллетристика и я, перебрасываясь словцами почти со всеми, успел заметить, что истинных друзей у Вас среди них немного» (ГБЛ).

…а «Неделе» вопрошать: «что сделал им Чехов?»… — В газете «Неделя», 1896, № 43, 27 октября напечатана статья В. Г. «Мысли и встречи», IV. О первом спектакле «Чайки»: «Кому какое зло мог сделать Чехов, кого обидеть, кому помешать, чтобы заслужить ту злобу, которая на него неожиданно кое-откуда выступила? Неужели для этого достаточно быть талантливым, любимым, знаменитым?»

…а «Театралу» поместить целую корреспонденцию… — В журнале «Театрал», М., 1896, кн. 45, ноябрь, № 95, стр. 75–82, напечатана за подписью «С. Т.» корреспонденция С. В. Танеева «Петербургские письма. Александринский театр. „Чайка“»: «Я более двадцати лет посещаю петербургские театры, я был свидетелем множества „провалов“, слышал и видел протесты публики, но ничего не запомню подобного тому, что происходило в зрительном зале на 25-летнем юбилее г-жи Левкеевой. Это было какое-то издевательство над автором и артистами, какое-то неистовое злорадство некоторой части публики, словно зрительный зал переполнен был на добрую половину злейшими врагами г. Чехова. Представление „Чайки“ шло буквально под аккомпанемент шиканья, свистков, хохота, криков „довольно“, неуместных поддакиваний артистам, всё это смешивалось с тирадами и речами исполнителей. И весь этот протест (если только такое поистине безобразное поведение некоторой части публики можно называть протестом) не был общим приговором публики в конце пьесы: безобразие началось чуть не с первых слов комедии. Уже в первом акте кому-то из посетителей бельэтажа не понравились декадентские стихи в исполнении г-жи Комиссаржевской и когда, по ходу пьесы, слушатели на сцене произнесли „мило, мило“, в зрительном зале послышалось громкое замечание „мило проныла!“ — что вызвало в публике смех. И чем дальше, тем хуже. Неистовство публики росло с каждым актом: она, очевидно, вошла во вкус. Особенно злорадствовали строгие ценители и судьи из „пишущей“ братии. Тут сводились личные счеты.

  246