226 
На письмо Чехова она ответила: «Как Вы, однако, испугались блаженства! Я так подозреваю, что просто Вы боитесь, что Софья Петровна <Кувшинникова> окажется права, поэтому Вы надеетесь, что у меня не хватит терпения дожидаться Вас три года и предлагаете это».
…посылаю Вам проект жетона, который я хочу поднести Вам. Если понравится ~ закажу у Хлебникова. — Имитируя эпизод из своей пьесы «Чайка», где Заречная дарит такой жетон Тригорину, Чехов шутя намекал на отношения Л. С. Мизиновой с И. Н. Потапенко — в «Каталоге пиесам Общества русских драматических писателей и оперных композиторов» (М., 1890) на стр. 73, строка 1 значится: «„Игнаша-дурачок, или Нечаянное сумасшествие“, п. в 1 д., соч. кн. Г. Кугушева». Неизвестно, знала ли Мизинова, что Чехов ввел в «Чайку» эпизод из своей жизни, что он нарисовал образец жетона, который ему прислала в феврале или марте 1895 г. Л. А. Авилова. Авилова вспоминает: «В ювелирном магазине я заказала брелок в форме книги. На одной стороне я написала: „Повести и рассказы. Соч. Ан. Чехова“, а с другой — „Стран. 267, стр. 6 и 7“. Если найти эти строки в книге, то можно прочесть: „Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее“. Когда брелок был готов, я вырезала в футляре напечатанный адрес магазина, запаковала и послала в Москву брату. А его просила отнести и отдать в редакцию „Русской мысли“. Брат передал футляр Гольцеву для передачи Антону Павловичу <…> Адрес же вырезала, чтобы не было явного признания, чтобы всё-таки оставалось сомнение для него, а для меня возможность отступления» (см. подробнее Чехов в воспоминаниях, стр. 234).
Судя по письму В. Ф. Комиссаржевской Чехову от начала 1897 г., именно этот жетон, присланный Авиловой, Чехов дал Комиссаржевской, исполнявшей роль Нины Заречной, для спектакля «Чайки» в Александринском театре.
Мизинова ответила Чехову: «Жетон мне нравится, но я думаю, что по свойственной Вам жадности Вы никогда мне его не подарите. Он мне нравится во всех отношениях и по своей неожиданности, а главное меня умиляет Ваше расположение и любовь к „Вашим друзьям“. Это прямо трогательно».
Поклон фирме «Сапер и К°». — На ироническую фразу Чехова о знакомых Мизиновой она ответила: «А Сапер очень хороший человек, право! Он лучше Вас и лучше относится к людям, чем Вы! Напрасно Вы на него смотрите сверху вниз».
1784. В. В. БИЛИБИНУ
1 ноября 1896 г.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ; собр. Ю. Г. Оксмана). Впервые опубликовано: «Театр и искусство», 1910, № 43, 24 октября, стр. 808–809.
Ответ на письмо В. В. Билибина от 25 октября 1896 г. Билибин ответил 6 ноября (ГБЛ).
…всё же успех 2-го и 3-го представлений не может стереть с моей души впечатления 1-го представления. — Билибин писал Чехову: «Вчера я присутствовал на 3-м представлении Вашей „Чайки“. Раньше я этого сделать не мог, потому что уезжал в Москву. „Чайка“ мне очень понравилась. Спешу заявить Вам об этом вполне искренно и от души. Успех 3-го представления был большой: полный сбор („билеты все проданы“) и продолжительные вызовы исполнителей».
Об успехе второго спектакля Чехов уже знал из письма В. Ф. Комиссаржевской, написанного в день спектакля, 21 октября: «Сейчас вернулась из театра. Антон Павлович, голубчик, наша взяла! Успех полный, единодушный, какой должен был быть и не мог не быть! Как мне хочется сейчас Вас видеть и еще больше хочется, чтобы Вы были здесь, слышали этот единодушный крик „автора!“ Ваша, нет, наша „Чайка“, т. к. я срослась с ней душой, навек, жива, страдает и верует так горячо, что многих уверовать заставит. „Думайте же о своем призвании и не бойтесь жизни!“ Жму Вашу руку. В. Комиссаржевская» (ЦГАЛИ).
22 октября была телеграмма И. Н. Потапенко (см. примечания к письму 1775 * ); телеграмма И. Эфроса, посланная на адрес Е. З. Коновицер и переданная Чехову: «Первые два акта прошли обыкновенными аплодисментами, третий усиленными, четвертый всеобщими при дружном вызове автора, со сцены объявили: автора в театре нет. Мой сердечный привет автору» (ГБЛ); телеграмма от зрителей, находившихся в ложе Суворина (не сохранилась).
К. С. Тычинкин писал Чехову 22 октября: «Вчера я был вновь на Вашей „Чайке“ <…> Состав исполнителей остался всё тот же; теперь скверна была Дюжикова, дубово-безвкусен Сазонов и Читау с Панчиным. Немного лучше их играла Абаринова, очень хорошо провели свои роли Давыдов, Писарев и Аполлонский, но, разумеется, на целую голову выше их всех осталась Комиссаржевская: не стесняемая враждебной залой, не встречая такой помехи, как прежде, в своих партнерах, она дала такую прекрасную „Чайку“, что будь Вы здесь, Вы жеста лишнего от нее не потребовали бы, слова бы не поправили. Особенно прекрасно прошел у нее четвертый акт, видимо, она многих глубоко растрогала. Кое-что в пьесе изменили <…> Но что особенно исправило дело и отличило второй спектакль от первого — так это знание ролей актерами. Они не мяли и не тянули, и поэтому впечатление резко изменилось. Когда мы, вместе со всем театром, надсаживались и ревели: „автора! автора!“ — я страшно горевал, что автор забился в свое Мелихово и не слышит этих криков» (ГБЛ).
226 
