Последние отзывы

  30  

— Нет, — отказалась Маша от раскрытия дела повесившейся из-за Горенко Голенко. — Даша права. Неважно, нашла ли Ахматова Лиру. Важно, что проблема величия нашей литературы — не та проблема, из-за которой нам продлят власть на год. Получается: спасать литературу бессмысленно. Остается спасать самих себя…

— А если Ахматова — чернокнижница, ведьма, колдунья? Если дело не в литературе?

— А в чем? Она ж соврала про Купалу. Про Чингисхана. Она все врала... Она родилась 23 июня.

— Как раз 23 июня Купалу отмечают веды. Ты не знала? — Мир тоже был историком.

— Серьезно?

— 23 — день летнего солнцестояния. К 7 июля солнце уже идет на убыль. Отсюда и разночтения.

— А хоть бы и так. — уперлась Ковалева. — Что из того? Мало ли в Киеве ведьм… Она же не наша бабушка.

— А если, она твоя бабушка? — высказал лихую мысль Красавицкий.

— Ахматова — моя бабушка? — Маша аж засмеялась от смелости его размышлизмов.

— А откуда ты знаешь? — Мир сел к ее ногам. — Не твоя — так Катина, Дашина, — (поминая их, он поморщился). — Не родная — двоюродная бабка, троюродная! У нее были братья и сестры?

— Не помню… — Ковалева поискала глазами торбу с журналом, прихваченным из квартиры на улице Анны Ахматовой.

Торба нашлась.

— А потом, она ж не из Киева. Ахматова жила здесь какое-то недолгое время. Она из Питера.

— Здрасьте, приехали! — иронично выпалил Мир. — Она из Одессы. Одесситка, с Большого фонтана! У нас там дача, на 10-ой станции. А Ахматова родилась на 13-ой. Там и барельеф ее висит. Моя мать туда розочки носит, изображает интеллектуалку…

— На 13-ой? — ум зацепился за «чертову дюжину». — Какой еще станции?

— Большого фонтана. «Фонтан черемухой покрылся… наш Костя, кажется, влюбился», — пропел Красавицкий немеркнущий хит про «Костю-моряка».

— Ну, то Одесса, — заупрямилась Киевица. — А то Киев.

Журнал лежал в торбе в соседстве с конспектом Кылыны.

Маша уселась на ковер рядом с Миром, и распахнула белый переплет «Ренессанса».

«Мать Анны Андреевны, Инна Эразмовна, была дочерью Эразма Ивановича Стогова, который служил в канцелярии киевского генерал-губернатора Д.Г. Бибикова и содействовал благоустройству города»,

— преподнес ей новость журнал.

— Вот те раз, — удивленно сказала она.

— Так все-таки частично из Киева! По маме! — развеселился Красавицкий. — Эх, Маша, Маша, зря ты у нас в институте отличница!

— Я просто поэзию не очень люблю, — оправдалась та. — Я все помню. Ахматова жила на улице Меринга…, на улице… Еще помню, что «Киев не оказала на ее творчество никакого влияния», — процитировала студентка продиктованный педагогом конспект.

— А братья и сестры у ней имеются? — поторопил ее Красавицкий.

— «…в Киеве, — погрузилась Маша в статью, — Анна впервые побывала в пятилетнем возрасте. Всю зиму 1894-1895 года, семья Горенко прожила в гостинице «над Бессарабским рынком».

— Рядом с Бессарабкой стояла гостиница «Националь». Там где сейчас кинотеатр… — перевел запись однокурсник-историк.

— «…за эти месяцы, проведенные в Киеве, в их семье произошло несколько событий: здесь родилась младшая сестра Ия».

— То есть, ее родная сестра — киевлянка! Прошу занести это в протокол, на случай, если она твоя бабушка, — обрадовался Мирослав.

— «Ия была самой красивой в семье».

— Она точно твоя бабушка! — сказал он.

— Нет, — сказала Маша, пропустив еще пару строк. — Ия не могла быть моей бабушкой. Она умерла бездетной. В 1922 году, на Украине, от туберкулеза и голода. А в 1914 Ахматова предсказала ее смерть в стихотворении «Моей сестре». В… году она предсказала смерть своего мужа Гумилева. Она посвятила ему стихи «Пришли и сказали: умер твой брат».

— Вот видишь?

— Что я должна видеть?

Маша Ковалева видела текст, отпечатанный на дешевой бумаге.

Историю, подаренную повесившейся поэтессе, журналом, который вполне мог быть осужден как соучастник по статье «доведение до самоубийства».

«В Царский Сад с его пышными клумбами водила бонна детей семьи Горенко.

В верхней части парка, как написала в своих записях Анна Ахматова, с ней произошло другое событие, которое можно считать судьбоносным: она нашла булавку в виде лиры, и бонна сказала ей:

«Это значит ты будешь поэтом»

— вот и все.

Славная история — вполне пригодная для первой звонкой строки звездной биографии первой поэтессы России, прямой «наследницы» завоевателя Чингисхана.

  30