Единственное, что раздражало- это, наверное, самый безграмотный текст из всех, мною... 
158 
Она никак не могла объяснить, где служит ее муж, — в губернском правлении или в губернской земской управе… — Губернское правление в России было высшим административным учреждением губернии, а губернская земская управа — исполнительным органом губернского земского собрания.
Стр. 132. …она задумалась в унылой позе, точно грешница на старинной картине. — Грешница — Мария Магдалина. Изображение ее было очень распространено в итальянской живописи в эпоху Возрождения.
Стр. 138. …шла в первый раз «Гейша» — оперетта английского композитора Сиднея Джонса, либретто О. Холла и Г. Гринбэнка (1896 г.). Впервые на русской сцене поставлена режиссером А. Э. Блюменталем-Тамариным в Москве в 1897 г., в театре Шелапутина («Гейша, или Необычайное происшествие в одной японской чайной». Оперетта в 3-х действиях. Пер. с англ. А. Паули и Э. Ярона. СПб., А. Иогансон <1898>). В 1899 г. в Москве «Гейша» шла в театре «Буфф» (дирекция Ш. Омон) и в театре русской комической оперы и оперетты под управлением Блюменталя-Тамарина. Газета «Курьер» (1899, № 330, 29 ноября, рубрика: «Зрелища») так рекламировала постановку «Гейши» в этом театре: «В понедельн<ик>, 29 ноября, предст. буд. при полной обст. сенс. нов., им. колосс. усп. в Париже, Лондоне, Берлине, Вене и прошедш. в Москве более 200 раз: „Гейша“, яп. ком. оп. в 3 д…». В апреле того же года в Москве гастролировал театр венской оперетты, который ставил «Гейшу».
Вернувшись в Ялту 27 августа, Чехов, возможно, присутствовал на запоздалой премьере «Гейши» в ялтинском театре 6 сентября (см.: «Крымский курьер», 1899, № 201, 8 сентября). Ставила ее местная опереточная труппа под управлением С. Н. Новикова. Постановка пользовалась успехом; спектакль был повторен 23, 26 и 30 сентября (там же, № 212, 215, 218).
Чехов следил за репертуаром ялтинского театра. «В театре оперетка», — сообщал он О. Л. Книппер 3 сентября 1899 г.
В ОВРАГЕ
Впервые — «Жизнь», 1900, № 1 (ценз. разр. 24 января 1900 г.), стр. 201–234. Подпись: Антон Чехов.
Включено во второе издание А. Ф. Маркса («Приложение к журналу „Нива“ на 1903 г.»), т. XII.
Печатается по тексту: Чехов, 2, т. XII, стр. 78-115, с исправлениями по журналу «Жизнь»:
Стр. 158, строка 33: Да какая-то она чудная — вместо: Да, какая-то она чудная
Стр. 160, строка 13: Николавной — вместо: Николаевной
Стр. 167, строки 27 и 32: мужи-ик — вместо: мужик
Работая над повестью (Ялта, ноябрь-декабрь 1899 г.), Чехов использовал в первоначальном или измененном виде 14 разрозненных заметок, занесенных в Первую записную книжку без определенной последовательности и в разное время: четыре — в 1895, 1897, 1898 гг., десять — в 1899 г. Видимо, в конце 1899 г., отбирая материалы для повести, писатель помечал их «галочкой», проставленной красным карандашом в центре текста девяти заметок. По мере использования заметки зачеркивались черным карандашом, а затем, когда Чехов переносил неиспользованные записи в Четвертую записную книжку, — и чернилами.
Первая из этих заметок, сделанная в мелиховский период (примерно в начале 1895 г.), указывает на родственность предыстории двух крупнейших произведений Чехова о народной жизни — «Мужики» и «В овраге»: «Лакей Василий, приехав из Петербурга домой в Верейский уезд, рассказывает жене и детям разные разности, а они не верят, думают, что он хвастает, и хохочут. Он наедается баранины» (Зап. кн. I, стр. 42). Лакей, вернувшийся из столицы на родину, стал в 1897 г. героем «Мужиков», а не вошедшие сюда детали были частично реализованы в 1899 г. в повести «В овраге»: домой в село возвращается сыщик Анисим, удивляющий домочадцев своими рассказами о городской жизни.
Из записей 1897 г. отобрана заметка, запечатлевшая характерные черты деревенского быта: «Девочка моет в пруде отцовские сапоги» (Зап. кн. I, стр. 74). В повести за этим занятием Липа застает у пруда мальчика (гл. VIII).
В той же главе VIII для обрисовки судьбы старика-возчика использована одна из двух заметок, относящихся к лету 1898 г.: «Хлеб твой черный, дни твои черные» (Зап. кн. I, стр. 87).
А запись, идущая чуть ниже, была превращена в выразительную характеристику «овражного» существования в начале главы I: «На похоронах фабриканта дьячок съел всю зернистую икру. Его толкал поп, но он окоченел от наслаждения, ничего не замечал и только ел. Потом на обратном пути батюшка не отвечал на его вопросы, сердился. Вечером дьячок поклонился ему в ноги: Простите меня, Христа ради! И про икру не забыли. Когда спрашивали: какой дьячок? А тот самый, что на похоронах у Хрымова съел всю икру. — Это какое <деревня> село? — А то самое, где живет дьячок, к<ото>рый съел всю икру. — Кто это? — А тот дьячок, к<ото>рый съел всю икру» (Зап. кн. I, стр. 87–88).
158 
