112 
«Энциклопедия» потрясает как широтой охвата самых разных жизненных тем, так и непередаваемой манерой их отражения, где все противоречит господствующим стереотипам и догмам, издевается над ними, выставляет в самом идиотском свете, но настолько тонко и остроумно, что ни один цензор не смог бы предъявить авторам сколько-нибудь аргументированного обвинения.
Это все равно, что разговаривать с умным собеседником в присутствии стукача, полагающего, что он надежно законспирирован. Так полагает, естественно, лишь он один. И при нем, при дубине, можно говорить о чем угодно, но правильно построив фразы и запрятав иронию в той глубине, куда ему не проникнуть.
КСТАТИ:
«До глубокой мысли надо подняться».
Станислав Ежи Лец
К примеру, представив в самом отвратительном свете мусульманский фанатизм, Дидро в своей статье о суевериях ненавязчиво подталкивает читателя к естественному вопросу: «А, собственно, чем этот мусульманский фанатизм хуже родного, католического фанатизма?» И завершает статью словами: «Если читатель будет настолько несправедлив, что смешает католичество с чудовищными суевериями других народов, то мы возлагаем только на него ответственность за всю гнусность его извращенной логики».
Но это была игра с огнем. В 1745 году выходит королевский указ, согласно которому за издание, хранение и распространение литературы, подрывающей основы религии, писателям и издателям полагалась смертная казнь.
Дальше — больше. Следующий указ подобного рода был направлен на писателей, «волнующих умы». Понятно, что обвинить в таком естественном и, пожалуй, обязательном для каждого писателя воздействия на читающую публику можно было кого пожелается.
В 1764 году под страхом смертной казни писателям запрещается касаться проблем государственной политики, а еще через три года — и проблем государственных финансов. Несомненный признак агонии французского абсолютизма. Чем нашивать пуговицы на чужие рты, не лучше ли было бы все-таки решить эти важнейшие проблемы? Их не решили, и они вскоре вызвали государственную гангрену…
Начались гонения и на «Энциклопедию». Королевский совет запрещает ее дальнейшее издание, а ведь работа только началась! Вышло всего шесть томов…
Это был 1762 год, начало царствования Екатерины II Великой, когда она была очень заинтересована в имидже «просвещенной государыни» и в поддержке европейского общественного мнения. Вот тогда-то она предложила Вольтеру ускорить издание «Энциклопедии», перенеся его в Россию. Энциклопедисты с благодарностью отказались от этого предложения, решив все-таки издавать свой труд на родине.
А через пять лет Екатерина пригласила Дени Дидро в Россию. Она выкупила у него личную библиотеку, при этом сделав его библиотекарем и назначив ему весьма солидный оклад, который выплатила на 50 лет вперед.
С сентября 1773 года по март 1774 Дидро живет в Петербурге, постоянно общаясь с императрицей и обсуждая с нею проблемы морали, нравственности, государственного управления и внешней политики.
Эти беседы нашли свое отражение в ее дневниковых записях, где Екатерина отмечает, в частности: «Я много и часто разговариваю с Дидро, но не столько с пользой для себя, сколько из любопытства. Если бы я послушалась его, мне пришлось бы совершенно преобразовать и законодательство, и администрацию, и финансы для того, чтобы очистить место для невозможных теорий».
А Дидро, уезжая из России, окончательно разуверился в идее «просвещенной монархии», и в статье «Собственность» (том XVIII «Энциклопедии») заявляет со всей безапелляционностью, что «власть, основанная на насилии, насилием и свергается».
Вот только не указал господин Дидро на какой-либо вариант власти, которую возможно было бы осуществлять без насилия. Власть без насилия — это либо плод больного воображения, либо — коварная приманка для идеалистов равно как и для преступников.
Насилие — неотъемлемый элемент всякой власти, но, как и власть, оно может быть оправданным и разумным, а может быть тупым, деспотичным, фанатичным и т.п. Короче говоря, лучше с умным потерять, чем с дураком найти, как гласит пословица.
А Дидро написал стихотворение под названием «Дифирамб ко дню рождения королей», где есть такое: «И кишками последнего попа затянем шею последнего короля».
Нельзя, нельзя швыряться такими фразами, и дело тут вовсе не в симпатии к королям, а в осознании того, что нельзя звать людей к насилию над сложившимся порядком вещей, не предложив другого порядка, более разумного, более естественного (что, пожалуй, главное) и более справедливого, но в плане вселенском, а не так называемом «социальном», что является чистейшей воды утопией, потому что каждый социальный слой считает «справедливым» свое доминирование над другими, исходя исключительно из желаемого, но не из действительного.
112 
