Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
96 
Дорофей тоже дернулся, но остался стоять, где стоял, демонстративно держа руки подальше от оружия.
— Митяй, зараза! Ты что, рехнулся?! — Старший из погостных ратников опасливо глянул на Мишку с Немым и снова заорал: — Да тебя Михайла сейчас тоже в дерьме искупает… или рядом с теми троими положит! Что я матери твоей скажу?! — Дорофей снова покосился, проверяя, какое впечатление произвело на ратнинцев упоминание о матери напарника и принялся командовать: — Быстро встал! Встал, я говорю! Самострел, ножи, рукавицы подай! Бегом, короста гнойная! Топоры и все, что с тех троих сняли, тоже! Шевелись, не зли меня! Теперь вьюк! Тащи наружу, положи рядом с лошадью убитой!
Митяй, с выпученными глазами, метался по двору, как наскипидаренный. В результате его суматошной деятельности к Мишке не только вернулось его оружие, но он еще и стал обладателем увесистого узелка, и двух топоров. С таким «фланговым прикрытием», как Немой, наверно, можно было бы отобрать у Дорофея и обе телеги, но Мишке так хотелось побыстрее убраться из этого двора, что он даже плюнул, на болты — два, засевших в трупах, и один брошенный Немым в Митяя. Впрочем, молодой напарник Дорофея, уже на улице, догнал ратнинцев и сунул болт, стукнувший его по шлему, Мишке в руку, вдобавок еще и за что-то невнятно поблагодарив.
Глава 2
Начало августа 1125 года. Земли боярина Журавля
Караван из трех десятков телег медленно тянулся по дороге в сопровождении двух десятков опричников и пятерых ратников десятка Егора. И отроки Младшей стражи и ратники сутулились в седлах и время от времени поклевывали носами, хотя и десятник Егор, и Немой, и Мишка, и урядник Степан постоянно следили за тем, чтобы никто не спал в седле — и бдительность надо было сохранять, и намять седлом холку коню дремлющий всадник может запросто. Для того, чтобы хоть немного взбодрить народ, десятник Егор постоянно менял состав передового дозора, посылая вперед поочередно кого-нибудь из своих ратников в сопровождении двух-трех отроков Младшей стражи. Однажды даже остановились и заставили посменно всех искупаться в небольшой речке, которая, постоянно петляя, то приближалась к дороге вплотную, то отдалялась от нее. Купание людей взбодрило, но не надолго. Монотонность движения, жара, хотя, большая часть пути и проходила в тени деревьев, а самое главное, две почти бессонные ночи, делали свое дело, но останавливаться было нельзя. Опричники Младшей стражи завершали свой первый самостоятельный рейд — отделились от основных сил, добрались туда, куда было намечено, взяли добычу, которую и намеревались взять и теперь должны были, строго выдержав сроки, снова соединиться с ратнинцами.
Строго говоря, совсем уж самостоятельным рейдом это было назвать было нельзя — с опричниками шел десяток Егора, но, во-первых, ратников во втором десятке осталось всего пятеро, а опричников было восемнадцать, плюс Мишка и Немой, во-вторых же, сама идея рейда принадлежала Мишке.
* * *
На следующий день, после захвата Отишия, когда ратнинские и погостные ратники «частым гребнем» прочесывали село, заодно натаскивая сопровождающих их отроков Младшей стражи в отнюдь не простом искусстве сбора добычи в захваченном населенном пункте, Мишку вызвали к воеводе Корнею, чтобы он разобрался в «наследстве» местного волхва, обнаруженном в нескольких вьюках. Мишка, поначалу, отнесся к дедову поручению не без юмора, отметив про себя, что нежданно-негаданно, занял при воеводе еще и должность эксперта по проблемам славянского язычества, но когда увидел, среди кучи ритуальных предметов, и различных ценностей (видимо подношений) несколько свитков пергамента, сразу же про все забыл. Однако, разобраться с содержимым несомненно ценных документов, ему в то день было не суждено — к Корнею заявился боярин Федор, и Мишка стал невольным свидетелем разговора на повышенных тонах по поводу дальнейших действий «экспедиционного корпуса» на землях боярина Журавля.
Какая вожжа попала под хвост погостному боярину, можно было только догадываться, но он требовал «продолжения банкета». Аргументы Корнея, вполне резонно доказывавшего, что в их распоряжении, даже вместе с отроками осталось, чуть больше сотни народу, и дай-то бог без греха уйти за болото и с той-то добычей, которая есть, что неизвестно, как все может приключиться в других селах — раз на раз не приходится, что главное сделано — Журавль с оставшимися у него силами никуда не сунется и опасности для Ратного не представляет, не произвели на Федора никакого впечатления. В конце концов, друзья молодости просто наорали друг на друга, и Федор заявил, что дальше пойдет сам. В ответ на это дед, со словами: «Лети голубок» — ногой распахнул дверь избы, в которой происходил разговор.
96 
