Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
12 
Пришел Алексей с Саввой туда, куда и следовало — и приняли, и поняли, и посочувствовали… но что дальше? Разумеется, не выгонят и куском не попрекнут, но… как и кем войдет Алексей в семью Лисовинов? И вот, решилось! Алексей, с одной стороны, ощутил себя нужным и важным, с другой стороны нашел опору — род, который не бросит и не предаст, будет защищать Алексея так же, как Алексей будет защищать его. И не через женитьбу, войдет он в семью, а через принятие на себя обязанностей и обязательств убитого побратима.
Этого-то Корней и добивался — подчинения без принуждения, самостоятельного осмысления Алексеем собственной нужности, даже необходимости, начисто снимающей все сомнения и беспокойства «приемыша». Собственно, целование креста, в глазах Корнея, уже было простой формальностью — гораздо более показательным для него стало то, как Алексей заинтересованно, отнюдь не с позиции стороннего наблюдателя, обсуждал характер и поступки Лавра и его взаимоотношения с отцом — о чужих так не говорят, о нестроениях в чужой семье так не рассуждают.
Глава 2
Последние числа июля 1125 года. Земли боярина Журавля
На рассвете, как только стало достаточно светло, чтобы двигаться по лесу, три десятка Младшей стражи, вместе с наставниками тронулись в путь — туда, где должны были собраться христиане-«подпольщики». Остатку десятка Первака поручили присматривать за ранеными, а заодно и за хуторянами, а десяток Демьяна под руководством Ильи начал готовить переправу через болото для раненых и добычи.
Мишка, в очередной раз, клюнув носом, вздрогнул и огляделся по сторонам. Отроки тоже выглядели не выспавшимися — рано подняли, да и спали, после всех приключений, наверняка неважно, все-таки, первый бой. Старшине же их толком не удалось поспать вообще — сначала разбирался с содержимым шкатулки, потом писал грамоту деду (гусиным пером, кстати, писать оказалось гораздо неудобнее, чем школьной «вставочкой» пятидесятых годов), потом пришлось спорить с Алексеем, считавшим, что к «христианам-подпольщикам» достаточно отправить гонца с предупреждением. Мишка же доказывал, что братьям по Вере обязательно надо показать, что за болотом есть реальная сила, которая, если ей помочь изнутри, может освободить их из-под власти язычников.
Наконец-то, улеглись, но покоя не было и во сне — стоило только закрыть глаза, как «бойцы» боярина Журавля начинали рубить ребят из второго десятка, а Мишка все никак не мог поднять самострел, словно руки отнялись. Так и промаялся до самого подъема. Алексей, глядя, как Мишка пытается привести себя в работоспособное состояние с помощью колодезной воды, назидательно поведал:
— Привыкай, Михайла. Рядовой ратник должен быть выспавшимся и сытым, десятник — сытым и тоже выспавшимся, но только если у него в десятке все справно, сотник в походе не высыпается никогда, а ест, как придется, воевода же спит и совсем мало, а пищу вкушать, себя заставляет, потому, что с недосыпа аппетит пропадает начисто.
Сам Алексей был бодр, как будто прекрасно спал всю ночь. Вот и сейчас он ехал где-то впереди, время от времени, принимая доклады передового дозора, которым командовал Стерв.
Мишка видимо снова задремал, потому что не заметил, как к нему, стремя в стремя, пристроился Дмитрий.
— Ты чего, Мить?
— Алексей чего-нибудь говорил, как мы вчера управились?
— Сказал, что хорошо получилось, только Демьяну на ограде сидеть не надо было — наша сила в расстоянии и движении.
— Сам же приказал!
— Они тоже учатся, Мить, стрелков в ратнинской сотне раньше никогда не было, только лучники.
— Учатся! — Дмитрий зло одернул коня, потянувшего куда-то в сторону. — Демьяну еще повезло, я сейчас послушал, что десятник стражников про смотрящего рассказывал, так выходит, что он всех перебить мог. Прозвище у него было Ловита.[2]
Охоту любил, страсть как. И все время толковал, что самая увлекательная охота — охота на человека. Он и сюда-то приехал, чтобы поохотиться всласть. Отобрал бы самых молодых и сильных из христиан, отпускал бы по одному, а потом выслеживал бы и бил, как зверя. Оттого у него и стрелы в колчане почти все охотничьими были. А лучником был редкостным — мог с седла, на полном скаку, чуть не половину стаи гусей в полете перебить, пока они в сторону отлетят. Не вранье, как думаешь?
— Не знаю, надо будет Луку спросить, он в этом деле сам мастер. Ты лучше скажи: как ребята спали, не кричали, не вскакивали?
12 
