Последние отзывы

  33  

Он пил много воды. Было десять часов вечера, и он приканчивал уже третью бутылку дорогой минералки, купленную в магазинчике на углу у гаража. Он стал прибавлять в весе, а все эта проклятая сидячая работа; вода вместо вечернего кофе хоть и заставляла, конечно, частенько бегать в туалет, но все же помогала.

Хаттон только налил себе еще стакан, как на связь вышло главное управление в Вашингтоне.

Ему сказали не так уж много, но он понял: лучше отставить стакан, теперь все пойдет по-другому.

Ему сообщили номер телефона некоего Марка Брока из Интерпола, и велели позвонить ему, потому что вся соответствующая информация находится у него.

За последние часы Марк Брок постепенно осознал, что кажущиеся невероятными факты, а он трижды пробил их по доступным базам данных, на самом деле соответствовали истине.

Мужчина на фотографии, тот, о ком запрашивали информацию, этот человек был мертв. Все три раза. Но с таким же успехом это могло быть не так. С учетом того, где он умер.

Брок позвонил тому, кто прислал запрос, в то управление, которое попросило о помощи, человеку по фамилии Клёвье из Швеции. Он снова вспомнил Стокгольм, женщину, чье имя он до сих пор не забыл, и, пока ждал ответа, представил себе красивый город, построенный на островах, город, где повсюду была вода. Они несколько дней гуляли там, держась за руки. Не убирая трубки от уха, он размышлял, кем бы сейчас был, если бы остался с ней.

Шведский голос звучал официально и говорил на правильном английском со скандинавским акцентом. Брок извинился, признал, что понятия не имеет, который сейчас там час; да, конечно, вечер — пока Клёвье отвечал, он вдруг вспомнил: разница во времени шесть часов.

Застывшая улыбка, тревожный взгляд.

Брок настаивал. Он хочет проверить фотографию, которую получил, — того мужчины, который называл себя Джоном Шварцем. Он хочет сравнить ее, не с фотографией из канадского паспорта, а с подлинным человеком.

Двадцать минут спустя Клёвье подтвердил достоверность фотографии. Он наведался в тюрьму, в ту камеру, где сидел подозреваемый, и своими глазами убедился, что в паспорте и в жизни перед ним было одно и то же лицо.

Марк Брок поблагодарил, попросил разрешения позвонить еще и, едва положив, снова поднял трубку, хотя ничуть не сомневался, что коллеги, сидящие не так далеко в главном управлении ФБР, решат, что он совсем свихнулся.

Кевин Хаттон получил приказ позвонить в Интерпол, некоему Броку.

Ему надлежало сделать это немедленно.

Он повернулся на стуле и посмотрел на Цинциннати, где жил с тех пор, как нашел и получил работу в местном управлении. Высокие дома, оживленное движение на развязках магистралей.

Еще несколько глотков воздуха, несколько секунд молчания, его все еще трясло.

Если это правда, если первые короткие сообщения из главного управления не ошибка, то остается распахнуть окно и закричать на весь этот шумящий город. Потому что такого не может быть.

Уж кто-кто, а он-то знает.

Марк Брок подтвердил все.

Хаттон почувствовал беспокойство в его голосе и догадался, что и Броку трудно было поверить, что он более чем охотно сплавил это дельце ему, Хаттону, и отвязался наконец от этой чертовщины.

Кевин Хаттон сразу же узнал человека на фотографии.

Лицо было на двадцать лет старше. Волосы короче, кожа бледнее.

Но это он. Никакого сомнения.

Хаттон открыл окно, высунулся на морозный январский воздух, зажмурил глаза, ему было холодно; он зажмуривал глаза, как делает человек, когда отказывается понимать.

Она махнула рукой.

Ему бы следовало петь, смеяться, может быть, плакать.

Но Эверт Гренс не мог.

За все эти годы он почти утратил надежду и вот теперь не знал, как быть, он чувствовал печаль, вину, утрату. Словно проклятие какое. Она махнула, и тем яснее стало все остальное. То, чего она по-прежнему не может делать. Чувство вины, которое он приучил себя не замечать, теперь преследовало его, Гренс не пытался увернуться, он сознавал свою вину, и она пятнала его теперь своим безысходным мраком.

Они принадлежали друг другу. Он сбил ее, удар пришелся по голове. Один миг — и все навеки застыло.

Он любил Анни.

Никого другого у него не было.

Сегодня вечером он не пойдет домой. Останется здесь, будет заниматься делом Шварца, пока глаза не устанут, а тогда уляжется на диван, уснет и проснется еще затемно, ему легче вставать в сумерках.

  33