Последние отзывы

  3  

— Знаешь, как его отличали?

— Как? Как? — переспрашивал кто-нибудь из собравшихся, и тогда Морис разъяснял:

— У всех рубахи были расстегнуты до пупа — у всех, кроме «буки». «Буки» всегда засупонивались вплоть до верхней пуговицы. Такой вот опознавательный знак. — И уже в ресторане, дожидаясь, когда его проводят к столику, Морис еще несколько раз повторил: — Да, «буки» никогда не расстегивали верхнюю пуговицу.

— В той картине играл Эдуард Робинсон, франт, каких поискать. — Морис потуже затянул узел галстука, провел рукой по бледно-голубой куртке спортивного покроя, разглаживая едва заметные морщинки. — Они собирались в «Кардозо», эти киношники из Голливуда, все как на подбор, и еще на собачьих бегах, что шли внизу, у мола, на Первой улице — или нет, не там, а между Бискайн и Харли.

— Ясно. Садись в машину.

— Я говорю этим старухам, что я тут всего-навсего управляющий, чтобы они меня не доставали. Им же делать нечего, сядут себе на веранде и давай ворчать. То им цветные не угодили, теперь кубинцы или гаитяне — дескать, шумят под окном, того и гляди, выхватят кошелек, если выйдешь на улицу. «Грауберы», — говорят они про них. «Момзеры», «лумпс». «Гони отсюда этих момзеров, Морис. Не пускай их сюда, и „набкас“ тоже». «Набкас» — это шлюхи. Я скоро уже сам заговорю по-ихнему, как эти «альмунас» с крашеными волосами. Я зову их райскими птичками, они это любят.

— Я вот что хотел спросить, — прервал его Ла Брава в надежде удовлетворить наконец свое любопытство. — Та женщина, за которой мы едем, — твой партнер?

— Я так понимаю, у леди, которой мы нынче спешим на помощь, какие-то неприятности, — сказал Морис, оглядывая свою гостиницу, картинно опираясь рукой на свой автомобиль— «Мерседес» старой модели со сдвоенными вертикальными фарами спереди. Когда-то он был кремового цвета, но теперь краска облупилась. — Я потому и заговорил об этом. Если она начнет говорить насчет гостиницы, ты хоть будешь представлять, о чем речь. Соседний отель тоже принадлежал мне, но я его продал в шестьдесят восьмом. Почему только никто не догадался запереть меня в туалете, чтобы я дождался, когда цены на недвижимость взлетят до небес?

— «Андреа»? Она тоже принадлежала тебе?

— Она раньше называлась «Эсфирь». Я переименовал обе гостиницы. Иди-ка сюда. — Морис потащил Ла Браву за руку прочь от машины. — При свете фонарей толком и не прочтешь. Смотри, видишь названия наверху? Прочти их вместе, как одно. Что получится?

Целый квартал тесно прижавшихся друг к другу отелей— оштукатуренные здания, выкрашенные в пастельные тона, авангард давно устаревшей моды на берегу Атлантического океана. Каждая гостиница на свой лад воспроизводит декорации тропического курорта: взмывающие вверх стены, скругленные углы, кирпич и стекло, барельефы с пальмами и русалками.

— «Андреа», — прочел Ла Брава. — А там — «Делла Роббиа».

— Нет-нет, не «Андреа» и «Делла Роббиа». — Морис покрепче ухватил Ла Браву за локоть, тыча указующим перстом. — Прочти вместе.

— Темно совсем.

— Раз я могу прочесть, значит, и ты можешь. Читай подряд: «Андреа Делла Роббиа». Был такой знаменитый итальянский скульптор пятнадцатого или шестнадцатого, не помню точно, века. Эти гостиницы назывались «Эсфирь» и «Дороти» — ну что это за название для отеля в Саут-Майами-бич? Особенно в те времена— сейчас-то никто и внимания не обращает. Наш юг превращается в Южный Бронкс.

— Красивое название— «Делла Роббиа», — похвалил Ла Брава. — Так мы едем?

— Делла Роббиа, — поправил его Морис с ударением на первом слоге, раскатывая «р» на мягкий средиземноморский манер, смакуя звук этого имени, явно наслаждаясь им. — А тот сукин сын, которому я ее продал, — представляешь, что натворил? Раскрасил «Андреа» в белый цвет, буквы вывески написал другим шрифтом, разрушил стиль. Обе гостиницы были раньше такого приятного бледножелтого цвета, буквы темно-зеленые, и роспись тоже темно-зеленая, и оба названия читались вместе, как и было задумано.

— А разве кто-нибудь смотрит туда, на вывеску? — перебил его Ла Брава.

— Считай, что я тебе ничего не рассказывал, — обиделся Морис. Они вернулись к машине, но тут старик снова приостановился. — Погоди, ты взял с собой фотоаппарат?

— В багажнике.

— Который?

— «Лейка Си-Эл».

— А вспышка?

— В футляре.

Морис все еще медлил.

— Ты прямо в этой рубашке и поедешь?

Белая рубашка, вся в бананах, апельсинах и ананасах.

  3