Последние отзывы

  62  

– Даю вам время подумать, – спокойно предложил он.

– А если я не согласен? – встревоженно спросил старик, наморщив лоб.

– Тогда вы расскажете мне все, что знаете об изнасиловании Николь Бердо, а я забуду о своем намерении. Ведь наверняка вы или были там, или что-то знаете. Ваша халупа стояла всего в двадцати метрах от места происшествия.

– Моя халупа была за деревьями. Я уже сказал, что я спал.

– Выбор за вами. Только поторопитесь, я не собираюсь здесь всю ночь торчать.

Клермон сжал руками голову статуи, опустил голову и вздохнул.

– Сволочные у вас приемчики, – процедил он сквозь зубы.

– Да.

– Я не виновен ни в изнасиловании, ни в убийстве.

– А кто же, по-вашему?

– Там был Русле, студент, который потом утонул в Луаре. И садовник.

– Боке?

– Нет, не идиот, другой.

– Тевенен? Секатор? – с дрожью в голосе спросил Луи.

– Да, Секатор. И был еще третий.

– Кто?

– Я его не узнал. Русле изнасиловал Николь, а Секатор не успел. Третий ничего не сделал.

– Откуда вам это известно?

Клермон медлил с ответом.

– Поторопитесь, – прошипел Луи.

– Я все видел в окно.

– И вы не вмешались?

Клермон ухватился за голову статуи.

– Нет, я наблюдал в бинокль.

– Великолепно. Потому ничего и не сказали полиции?

– Естественно.

– Даже когда заподозрили Воке?

– Его сразу отпустили.

Луи молча шагал по комнате, медленно обходя верстак.

– Где доказательства, что третьим были не вы?

– Это был не я! – крикнул Клермон. – Я его не знаю. Он смотрел. Наверно, знакомый Секатора, у него и спрашивайте.

– Откуда вы знаете?

– Через день я видел Секатора в бистро, у него были полны карманы денег, он сорил ими в баре. Мне стало любопытно, и я стал следить за ним. Деньги кончились через месяц, хотя он наверняка кое-что припрятал. Я всегда думал, что ему хорошо заплатили за изнасилование, очень хорошо, и Русле тоже. А заплатил тот, который держал Николь и смотрел.

– Замечательно, – повторил Луи.

Наступила гнетущая тишина. Луи вертел в руках кусочек дерева, пальцы его слегка дрожали. Клермон смотрел себе под ноги. Когда Луи направился к двери, старый скульптор бросил на него тревожный взгляд.

– Не беспокойтесь, – не оборачиваясь, произнс Луи. – Поль не узнает, как вы позаботились о его подруге. Если только вы не солгали.

Стиснув зубы и сжав руль руками, Луи быстро ехал по улице Рен. Он не уступил дорогу автобусу и свернул к кладбищу Монпарнас. Когда он припарковался на улице Фруадво, на ветровое стекло начали падать первые тяжелые капли дождя. Тогда он вспомнил, что уже восемь часов и ворота закрыты. Без Марка он не мог влезть на стену. Луи вздохнул. Марк нужен, чтобы лазить по заборам, чтобы рисовать, чтобы бегать. Но Марк ускользнул в другие века, и Луи не надеялся выманить его сегодня из дому.

На авеню Мэн машина начала глохнуть, и Луи посмотрел на приборы. Бензин закончился. Он уехал не дальше башни Монпарнас. Съездил в Не-вер и обратно, забыв наполнить бак. Он стукнул кулаком по приборной доске, вышел, ругаясь, и потихоньку стал толкать машину вдоль тротуара. Потом достал сумку и захлопнул дверцу. Дождь уже лил потоком ему на плечи. Луи дошел до площади так быстро, как мог, и нырнул в метро. Он уже около полугода не был в метро, и ему пришлось смотреть схему, чтобы понять, как добраться до Гнилой лачуги.

На платформе он снял пиджак, стараясь не трясти карман, где похрапывал Бюфо, который, несмотря на все надежды Марка, не кинулся очертя голову к берегам Луары. Честно говоря, Бюфо вообще никуда и никогда не бросался очертя голову. Он был уравновешенной амфибией.

Луи вошел в вагон, стряхивая воду, и тяжело опустился на откидное сиденье. Грохот поезда заглушил звучавшие в голове жуткие слова старого Клермона, и минут десять все шло хорошо. Ему пришлось сдержать себя, чтобы не опрокинуть того в кучу стружки. И хорошо, что ворота кладбища оказались закрыты. Сегодня Секатору вряд ли помог бы его сыновний оберег. Луи тяжело вздохнул, взглянул на пассажирку с мокрыми волосами. Потом на рекламный плакат и арабскую поэму IX века, висевшую в конце вагона. Он добросовестно прочел ее от начала до конца и попытался вникнуть в ее темный смысл. В ней говорилось о надежде и разочаровании, что вполне отвечало его настроению. Внезапно он весь напрягся. Откуда взялась арабская поэма в вагоне метро?

Луи пригляделся. Она была аккуратно наклеена на металлическую раму рядом с рекламным объявлением. Там были две строчки из поэмы, ниже стояла фамилия автора и даты его жизни. Еще ниже – буквы РАТП и девиз «Многоцветие рифмы». Ошеломленный Луи перешел из одного вагона в другой. Там висели стихи Превера. Он сменил пять вагонов и насчитал пять разных стихотворений. Дождавшись следующего поезда, он проверил еще пять вагонов. Обнаружились десять новых стихотворений. Он сделал пересадку и проверил вагоны двух поездов подряд. Когда он вышел на Итальянской площади, он насчитал двадцать стихотворений. Арабская поэма повторялась четыре раза, а Превер – три. Оглушенный, он сел на скамью на платформе, оперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Господи, почему он не видел этого раньше? Но он никогда не ездит в метро. Боже мой. В вагонах развешаны стихи, а он этого не знал. Когда начали это делать? Полгода назад? Год? Луи вспомнил упрямое разгоряченное лицо Люсьена. Люсьен был прав. Это вовсе не литературный бред, а вполне вероятная пугающая правда. Все предстало теперь в ином свете. Не убийца нашел поэму, она сама встала на пути безумца, который прочел ее, сидя в вагоне метро, и решил, что она написана специально для него, он прочел ее много раз и увидел в ней знамение, сигнал. Убийце не обязательно было быть знатоком поэзии. Достаточно спуститься в метро, сесть и смотреть. И эти стихи свалились на него, как будто сама судьба посылала ему весточку.

  62