41 
— Именно так теперь и будет? Станем встречаться раз в несколько недель? — поддразнила она.
— Нет, если все пойдет, как я рассчитываю. Не слишком оптимистичный ответ.
— Ты не уверен? — снова встревожилась она. Линкольн мгновенно помрачнел.
— Мне нужно много тебе сказать, и новости не слишком обнадеживающие. Но прежде чем продолжать, ответь, правда ли, что ты не имеешь ни малейшего представления, почему я все это время не показывался тебе на глаза?
— Ни малейшего, — отозвалась Мелисса. — А кто‑то должен был меня просветить?
— Да, по моему мнению, ты первая, кому следовало бы сказать. А после моего предупреждения, сделанного твоему дядюшке Йену, стоило бы просветить тебя немедленно. Еще до того, как ты приедешь домой. Но, думаю, меня не приняли всерьез, поскольку я пообещал сделать это сам, если он не удосужится.
— Ты успел поговорить с Йеной?
— Перед ужином. Меня попросили уехать, прежде чем мы увидимся.
— О, ты прав, это звучит не очень обнадеживающе. Меня намеренно держали в неведении, не давая узнать… что именно?
— Почему я перестал за тобой ухаживать.
— Почему же?
Она опустила глаза и затаила дыхание. Он приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. В его взгляде светилась нежность.
— Поверь, Мелисса, это не мое решение. Меня попросили… вернее, приказали, держаться подальше от тебя.
— Кто?
— Твои дядюшки.
— То есть Йен? — нахмурилась она.
— Нет. Все сразу.
— Но где? Как? Они в Шотландии!
— Нет, в Лондоне. Они и это от тебя скрыли.
— Но они объяснили почему?
— В этом не было нужды. Дело в том, что я — это я. А они — это они. И у нас есть общее прошлое. Довольно неприятное.
— Но Йен Первый клялся, что никогда о тебе не слышал. Что единственный Линкольн, которого он знал, носил фамилию Росс, и… о, так это ты? Не может быть!
— Значит, тебе все‑таки обо мне говорили?
— Нет… то есть да, но только в нескольких словах. Посоветовали надеяться на то, что ты — не тот самый парень.
— У каждой истории есть две стороны. Уверен, что меня описали с самой худшей.
Мелисса поморщилась и кивнула:
— Я знаю, почему они не хотят, чтобы ты за мной ухаживал. Считают тебя сумасшедшим.
Линкольн растянул губы в невеселой улыбке.
— Возможно, тогда я таким и казался.
— Но неужели они не понимают, что теперь ты другой? — расстроилась девушка.
— Какое значение это имеет для них? Стоит один раз составить мнение о человеке, и это навсегда. Я считаю их дикарями. Они меня — безумцем. И тут ничего не поделаешь.
— Чушь! Ты был ребенком, когда встретился с ними. И что бы тогда ни натворил, вряд ли повторишь теперь, верно?
Линкольн мягко улыбнулся:
— Эмоции редко сочетаются с гарантиями. Кроме того, остались воспоминания, такие смутные и искаженные, что я уже не уверен, было ли это на самом деле или все это лишь игра воображения. Но, так или иначе, ты заслуживаешь объяснения.
Лицо его вдруг стало таким тоскливым, что горячая волна участия прихлынула к сердцу Мелиссы.
— Если воспоминания настолько болезненны, тебе ни к чему к ним возвращаться.
— А бывают и другие? — чуть улыбнулся он, но тут же покачал головой:
— Прости, это не правда, и нечестно с моей стороны. Просто неприятные воспоминания в моей жизни преобладают. Если я кажусь тебе разочарованным и ожесточенным, возможно, потому, что так оно и есть. Но я говорю не только о том, что случилось с твоими дядюшками. Это было всего лишь началом и подстегнуло развитие всего остального… но я отвлекаюсь.
Несмотря на любопытство, Мелисса снова попыталась остановить Линкольна: слишком тяжело давалось ему каждое слово.
— Линкольн, все это было так давно! Ни к чему терзать себя. Неужели обязательно снова бередить старые раны?
— Да, ради тебя. Говоря по правде, я никогда и ни с кем не говорил об этом по душам. Ни с одним человеком, кроме тебя. Дядя Ричард, воспитавший меня, знал кое‑что, но далеко не все. Возможно, было ошибкой держать это в себе. Но мне нужно рассказать тебе, Мелисса. Все, с начала до конца. Если после этого ты переменишь свое мнение обо мне, я пойму.
Теперь и ее охватило дурное предчувствие. Если он считает, что она способна передумать, значит, все, сказанное им, может выставить его в дурном свете, и дядья правы. Но как может случившееся много лет назад повлиять на сегодняшние события? Она искренне надеялась, что это не так.
41 
