28 
— Да я и сам в жизни не распознал бы его! — раздался жизнерадостный голос.
Линкольн повернул голову направо. Этот был ему знаком. О дьявол!
— И я тоже. Еще бы, ведь уезжал он совсем еще мальчишкой!
Линкольну пришлось снова повернуть голову. У бара выстроились еще пятеро, не сводившие с него глаз. Мало того, шестой просто уселся на стойку, словно у себя дома! Бедняга Пэтти переминался с ноги на ногу, готовый улизнуть в заднюю комнату при первых признаках драки.
— Все равно никакого сходства, если не считать волос и глаз, а таких в Англии — тринадцать на дюжину!
Еще один оседлал единственный свободный стул за столом Линкольна. Трое других разместились за соседним. Исподволь оглядевшись, Линкольн обнаружил, что, кроме него и Пэтти, в зале остались только братья Макферсон.
— Ад и проклятие!
— И мы рады тебя видеть, Л инк, — ухмыльнулся один.
— Чтобы снова поколотить? — сухо осведомился Линкольн, перед тем как прикончить рюмку и тут же налить другую.
— Пока не начнешь размахивать кулаками, как раньше, мы и пальцем тебя не тронем, — пренебрежительно заверил новый голос.
— Чему я обязан несчастьем снова встретить вас?
— Мы хотим посоветовать тебе держаться подальше от нашей племянницы, — бросил кто‑то.
— Какой еще племянницы? — хмыкнул Линкольн. — Если таковая и имеется, мне искренне жаль ее, но поскольку до моего отъезда ни у одного из вас не было детей, все, кто родился позже, чересчур молоды для меня, и, кроме того, мне противно было бы иметь дело с любой вашей родственницей от одного сознания, что она принадлежит к клану Макферсонов.
— Это дочь нашей единственной сестры, той, что старше Йена Первого на год.
— Тогда у вас не было сестер, иначе вы непременно бы об этом упомянули: недаром вечно хвастались, какая у вас большая семейка.
— Ни мы, ни па ничего о ней не знали, — пояснил один из младших Макферсонов. — И услыхали о ее существовании через месяц‑другой после твоего отъезда. Месяцев через девять она родила Макгрегору дочь.
Линкольн на мгновение замер.
— Нет, — с трудом выговорил он, — она не может быть вашей племянницей.
— Может.
— Черта с два! Вы разрушили мою жизнь, но уж этого не испортите!
— Ты приписываешь нам больше, чем мы того заслуживаем! Именно ты никак не желал оставить нас в покое.
— А кто, спрашивается, все это затеял? — с горечью добавил чей‑то голос.
Линкольн обернулся к говорившему. Странно, но он сразу и без пояснений понял, кто это. Те же глаза, темно‑зеленые, как почти у всех Макферсонов. И хотя у большинства волосы были светло‑русыми, этот отличался темно‑каштановыми вихрами. Дугал Макферсон. Дуги. Единственный, кого Линкольн называл лучшим другом. Кого выбрал в лучшие друзья. Больше он никогда и никому не доверял.
— Дуги…
Не успел последний звук сорваться с языка, как двое старших братьев встали перед Дугалом с явным намерением защитить. Абсурд! Такая привычка была вполне понятна, пока они росли, стараясь всячески покрЬви‑тельствовать младшим братьям, требовалось это или нет. Но сейчас все они взрослые, а Дугал — ровесник Линкольна и вполне способен сам за себя постоять.
— Вижу, все по‑прежнему. Никто из вас ни на йоту не изменился, — брезгливо поморщился Линкольн. — Интересно, почему это меня не удивляет?
— Опять оскорбляешь нас, парень?
— Пусть себе, Адам, — спокойно посоветовал старший.
Йен Первый — голос разума, самый веский и самый рассудительный. Когда банда затевала потасовку между собой, достаточно было его слова, чтобы все стихло. Он считался первенцем Макферсона, пока они не узнали о существовании сестры.
— Йен Шестой недаром встревожился и послал за нами, — продолжал Йен Первый так же невозмутимо — Линк, судя по всему, вел себя с девушкой благородно, если не считать парочки краденых поцелуев, но если что и не изменилось, так это он. Если мужчина за целых девятнадцать лет не смог избавиться от дурного характера, это навеки. Теперь, когда он узнал, что Мелли — одна из нас, наверняка перестанет ее преследовать: недаром заявил, что презирает любого, кто с нами в родстве. Так что больше не о чем говорить и можно оставить парня в покое.
После чего Макферсоны немедленно покинули кабачок, так же тихо, как и вошли. Пэтти, вне себя от волнения, немедленно поспешил к столику Линкольна, предварительно не забыв захватить бутылку и для себя.
28 
