Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
20 
Потолок сиял белизной, окна вымыты, на подоконниках герань, на полу вязанные крючком коврики, стол накрыт чистой скатертью, а печка не только побелена, так ещё и расписана вручную азербайджанскими народными узорами…
– По идее, тогда уж на завтрак у нас должна быть долма и мацони, – чуть удивился я, когда, одетый, умытый и причёсанный, наконец взял в руки ложку.
Бабка поставила передо мной тарелку обычной гречневой каши с грибами. Из-за печки на мгновение высунулся характерный нос заботливого домового, похоже, дяденька сделал себе пометку насчёт меню.
– Где остальные? У нас вчера вроде куча народу по горнице толкалась…
– Так Митеньку с маманей евонной я ещё в ночь из дому выпроводила. Пущай хоть разок под кровом отеческим переночует, родительнице своей радость доставит. Ты бы поговорил с ним, Никитушка…
– О чём?
– Дык, – чуть замялась Яга, – стыдится он её. Пообтесался, вишь, в городе, при отделении служит, хоть и младшим, да опером. Заявления пишет, книжки философские читать сподобился, платком пользуется, умом и культурою прирастает на глазах… А она что? Баба деревенская, простая, неграмотная, шумна да на затрещины скорая, ему и неудобно перед нами…
– Возрастная разница социальных положений, – понимающе кивнул я. – Да, обратно в сельскую жизнь его уже и на бульдозере не затащишь…
– А маменьку он всё одно любит! И она в ём души не чает… хоть и в колодце топила собственноручно. Поговори, Никитушка…
Я кивнул. Почему нет? Должность штатного психолога у нас в отделении всё равно вакантна, так что либо я, либо кот Василий. Кот с нами не поехал, остаюсь я…
– И вот ещё, соколик, ты со мной ничем таким поделиться не хочешь? – неожиданно хриплым от смущения голосом протянула наша эксперт-криминалистка.
– Вы тоже его видели? – утвердительно спросил я.
– Не видала, не видала, откуль же? Что ж я, подсматриваю за тобой, что ли? – почему-то всполошилась Яга. – А тока… уж ежели чего болит, скажи сразу бабушке!
– Болит! Чего болит?
– Да уж знамо чего! Нешто здоровый мужик будет кажну ночь из избы сбегать да в кустах торчать стока времени! Говори, Никитка, чего и где со здоровьем не так! Я уж старая, мне всё сказать можно, не у тебя первого, поди, такие напасти! А ить ежели с энтим делом до женитьбы не поправится, так потом…
– Бабушка-а… – едва не офонарел я, сообразив, куда она клонит. – Вы о… о чём вообще думаете? Нормально у меня всё со здоровьем! А выходил потому, что чаю много! А задерживался потому, что…
– Ой ли, участковый!
– Да вот уж не «ой ли!» – возмущённо стукнув ложкой по столу, вскочил я. – Не «ой ли», а дьяк Филимон Груздев!
В заботливых глазах моей домохозяйки явственно мелькнула мысль о том, что я тронулся. Пришлось взять себя в руки, овладеть ситуацией и поступательно рассказать ей всё, что я видел…
Вам пересказывать не буду, вы и так всё знаете. Наша придирчивая эксперт-криминалистка особенно внимательно осмотрела обе жемчужинки (одну даже на зуб попробовала!), что-то там прикинула, сверилась с собственными умозаключениями и уверенно объявила:
– Чепуха какая-то вырисовывается. Муть деревенская, подберёзовая, словно кто на старые сапоги новые подошвы слюнями клеит… Сам суди, вот соль кладбищенская, страшная, а вреда от неё по сути и нет никакого. Покуда над ней слова колдовские, злодейские не произнесть – обычный пищевой продукт будет. Качества некондиционного, но коли и помрёт кто, так ить не сразу же… Или вон жемчужины твои, русалками ненормальными даренные, – никуда по делу не годны. Для бус маловаты, не круглы, красой перламутровой не блещут, а по-иному их и приспособить-то некуда. Дьяка, Фильку, говоришь, видел… допускаю сие. Ну и толку что с того? Ему небось на государевой службе своих забот мало, чтоб он по ночи в Подберёзовку бегал, твою милость в кустах дивить… А коли и так, так он у нас со всенародными отклонениями, мог бы и забежать на село. Поди, энто уж факт неподсудный, протокол не составишь, к делу не пришьешь, да и само дело на эдакой мякине шить замучаешься. Отдыхал бы ты побольше, Никитушка, ить совсем себя не жалеешь, вот результаты и сказываются…
– Груздев скрылся в перелеске, а там, за рощей, загородный дом боярина Мышкина, – поражаясь, как это не пришло мне в голову раньше, прошептал я. – По делу о «перстне с хризопразом» они проходили вместе, но дьяка оставили при дворе, а боярина отправили в ссылку. Что, если мы только попытаемся предположить…
20 
