Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
16 
– А я, знаете ли, полюбопытствовать хочу, русалка эта, Дина которая, она кем вам приходится? – вопрошал наш младший сотрудник, окатывая меня полной лоханью после второго веничного битья.
Я игнорировал как вопрос, так и содержащийся в нём намёк, ибо прекрасно понимал, куда он клонит. Но Митька не отступал:
– Потому как русалки общеизвестно рыбьим хвостом заканчиваются. То есть как ни верти, а в некотором смысле проблема!
– Мить…
– А что я? Мне оно без надобности, вы – начальство, вам видней – чё куда, зачем и как…
– Понравилась, значит? – Всё равно отмолчаться не получится, достанет…
– Есть такой интерес, – скромно согласился он, кажется намереваясь намыливать мою спину по третьему разу. – Я ить отметил ненавязчиво, что до поясу гражданочка водяная, окромя бус, и не прикрыта ничем. С одной стороны, сплошная экзальтация да вызов обществу, но с другой… до чего ж приятственный вызов!
– Шестой размер, – где-то как-то примерно прикинул я. – Мить, тебе к ней нельзя, она замужем.
– За водяным, что ль? Да тьфу на него! У него таких русалок небось пруд пруди, рази ж старого хрыча одного на всех хватит…
Я невольно кинул взгляд на бадью с холодной водой, ожидая, что оттуда, как в сказках Роу, вытянется укоряющий перст водяного, но, по счастью, ничего такого не произошло. Возможно, банник не позволил, это всё-таки его территория, а местная нечисть разделение сфер влияния блюдёт чётко.
– Ладно, при случае познакомлю.
– Вот спасибо!
– А у тебя серьёзные намерения или так, на уху?
– У меня с научной целью, – важно подчеркнул наш умник и с воодушевлением взялся за веник.
На этом наш познавательный диалог обрывается, потому что все мои мысли сводятся к одному – как выжить? Собственно, у всех, попавших в бане под Митькину массивную руку, мысли одинаковые… Но, видимо, у моего напарника тоже не всё было спокойно на душе, поэтому хлестал он довольно умеренно, я даже чуть не задремал от расслабления. Бывает такое вот промежуточное состояние: и сон, и не сон…
Смеющиеся глаза Олёны; тревожно изогнутые бледно-розовые губы Дины; уже две одинаковые жемчужины, покоящиеся в нагрудном кармане кителя; носатый домовой, почему-то жарящий шашлык прямо в печке, да еще из самых крупных пауков; Баба-Яга, наверняка выстроившая свою собственную стройную версию всех странностей и непоняток, но нас в курс дела так и не…
– А-а-ау!
– А я кипяточком вас слегка, Никита Иванович, – нимало не каясь, пояснил Митяй. – Вот уж теперича вы такой чистый, что и людям показаться не стыдно. Свежий, пышущий, розовый (тьфу на вас!) – прям загляденье!
– Не надо на меня так заглядываться…
– Не без понятия, греков читали, – совершенно не обиделся он и, крякнув, вылил себе на голову бадью ледяной воды. Экстремал, уважаю… – А вы эдак, для закаливания, народным методом не желаете? Мне не жалко, водица есть ещ… Ё-ёу!
Скрипнула входная дверь… Митька, взявшийся было за другую бадью, в оцепенении прижал её к могучей груди и сел там, где стоял. Я повернул голову и едва не свернул себе шею – прямо из предбанника, в клубы пара, на порог шагнула от подмышек до колен завёрнутая в простыню Баба-Яга! Старушка чуточку конфузилась, но крепко держала в сухоньких руках запотевшую бутыль местного самогона…
– Ну что, сотруднички? – Бабка окинула нас торжествующим взглядом. – Стало быть, девок я не звала, как и договорено было, своим коллективом поплещемся, так, что ли?
Мы, не сговариваясь, с визгом ломанулись из бани вон. Вслед доносился ехидный смех нашей эксперт-криминалистки…
В предбанничке нас ожидало чистое бельё и моя, частично высушенная, форма. Одевались быстро, стараясь лишний раз не глядеть друг на друга. Митька успел первым и удрал на двор, выравнивать дыхание. Я пришёл в себя быстрее, хотя шок, конечно, был, поэтому одевался неторопливо…
К тому же, мать моя юриспруденция, а брюки-то по-прежнему влажные! Домового нет, сушить и гладить некому, а не надеть нельзя. Хорош я за общим столом буду – в кителе, рубашке с галстуком… и свежих белых подштанниках, аккуратно заправленных в начищенные форменные ботинки!
– Пойдёмте в избу, что ли? Маняшин батюшка звал чаю пить, – донёсся Митькин бас со двора. Нервничает… Я тоже. Так, кстати, и пошёл в мокрых штанах…
Изба у кузнеца была большая, ухоженная, но небогатая. Как оказалось, сам хозяин, Игнат Андреич, был человеком вдовым, работящим, но пьющим. Прикладывался к сорокаградусной каждый вечер, пил на свои, в долги не лез, характер имел флегматичный и мягкий. Оно и к лучшему, когда я его в первый раз увидел – мне присесть захотелось. Вспомните Митьку… Так вот, кузнец был на голову выше и точно такой же ширины в плечах. Ей-богу, не вру – практически равнобедренный треугольник с кудлатой бородой и добрейшими глазами. Причём ни капли жира! Рельеф, как у Рона Колемана в соревновательный период. Я невольно закомплексовал, когда Игнат Андреич осторожно поздоровался со мной за руку и, извинившись, ушёл спать в сени. Его румяная дочь усадила нас и развлекала разговорами до подхода Яги, тогда уж поставила на стол самовар и начала напаивать нашу опергруппу чаем…
16 
