Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
42 
– Лейтенант Безгин, информация, которую я вынужден вам сообщить, сугубо конфиденциальна. Попрошу отойти в сторонку, слушать молча и ничего не записывать.
Они вдвоем укрылись за третьей пушкой, и до навостривших уши солдат долетали лишь чеканные обрывки фраз: «контрразведка… товарищ Берия лично… едва не сорвали всю операцию… немедленно доложить… принять все меры по содействию… очередная проверка… родственники за рубежом… партия все видит… да, под трибунал… как коммунист коммунисту…» В общем, через десять минут усталый Валера обмахивался платочком, полулежа на пустых снарядных ящиках, а товарищ лейтенант с белым лицом приносил сбивчивые извинения Илоне и рыжему рыцарю.
Крик «Немцы!» прозвучал как гром среди ясного неба. На голубой полосе горизонта показались черные фашистские танки.
– Это что, съемки второй серии? – безнадежно пошутила Илона. Никто не улыбнулся.
* * *
– Жрец Анубиса?
– Да, мама. Наш палач долго не мог развязать ему язык, он совершенно не чувствителен к боли. Нас выручил Щур.
– Неужели? В последнее время я очень сомневаюсь в его праве занимать пост нашего придворного мага.
– Я не питаю к нему никаких симпатий, но должен признать: на этот раз он действительно дал хороший совет. Мы покрепче связали пленника и посадили ему на колени кошку. Такого ужасающего вопля я не слышал никогда. Видимо, у жрецов собакоголового бога дикая неприязнь к этим милым животным. Он был готов рассказать все, включая секреты и тайны собственной пирамиды. Думаю, мы еще заглянем в его измерение – там должны быть две сокровищницы.
– Ты что-то скрываешь от меня?
– Нет… пожалуй, нет… Просто о некоторых вещах лучше говорить с предисловием.
– Он… жив?
– Они – живы. Все трое. Нэд Гамильтон, принцесса Илона и рыцарь Люстрицкий. Возможно, я награждаю их титулами, которых они еще не заслужили, но так сказано в пророчестве, а значит, вполне употребимо в беседе. Мы знаем имена наших врагов, нам известна их сила, надеюсь, вся Игра в целом от этого только острее. Я хотел сказать, не будет слишком предсказуемой.
* * *
Шесть черных танков с белыми крестами на боках казались нелепыми механическими игрушками на фоне зеленой травы, синего неба, яркого солнца. Словно чья-то чужая воля насильственно поместила в пасторальный среднерусский пейзаж грубые металлические коробки, одинаково уродливые по форме и содержанию. Первые снаряды рванули землю с недолетом метров в двести, немцы вели психическую атаку. Лейтенант Безгин снял фуражку, вытер рукавом лоб и неожиданно тонким голосом завопил:
– Отступаем!
Бойцы ответили сумрачными взглядами. Охримчук, не говоря ни слова, взял из ящика длинный снаряд и двинулся к пушке. Безгин схватился за кобуру:
– У нас всего десять снарядов. А у немца шесть боевых машин! Я не допущу бессмысленной гибели вверенной мне батареи! Приказ – отступать! Пушки придется взорвать, чтоб не достались врагу.
Еще два взрыва прогрохотали уже гораздо ближе.
– Отступать так отступать, – переглянулись Илона с Валерой.
Нэд Гамильтон невозмутимо проверил крепость подпруг, натянул железные рукавицы и вытащил из подсумков побитый рыцарский шлем.
– Я сказал – отступать!!!
– Только слабый показывает спину наступающему врагу.
– Ну ты… артист! – неискренне обиделся маленький лейтенант. – Ты у себя в театре давай командуй, а мне нечего тут… изображает из себя! Назаров и Соловко, готовьте пушки к взрыву. Остальным – строиться!
Рыжий рыцарь застегнул шлем, прыгнул в седло и поудобнее перехватил копье.
– Нэд, не дури! Там же танки… – неуверенно начала Илона.
– Вот именно, – радостно поддержал вновь обретший командирский тон товарищ Безгин. – Это вам не сцена из Шекспира, это война.
– Не тебе, жалкий трус, говорить мне о войне! Я прошел с королем Ричардом весь долгий путь от побережья Аравии до Иерусалима. Не было дня, чтоб мы не отличились в схватках, но наши руки не уставали вздымать меч, а знамя Англии с золотым львом вело нас от победы к победе. Беги, словно перепуганный заяц, спасай свою шкуру, но если ты еще раз прикажешь своим людям следовать за тобой – я сам снесу твою голову!
– Что?! – еле выдохнул пораженный лейтенант, до него вдруг дошло, что этот «артист» не шутит.
– Доблестному воину неведом страх! – Крестоносец привстал на стременах, грозя длинным копьем фашистским «тиграм». – Отступление – смерти подобно! Если ваш командир бросает вас, пусть позор и бесчестье падут на его голову. У кого из вас горячее сердце, сильная воля и кровь вместо молока в жилах – за мной! Не позволяйте врагу жечь вашу землю и смеяться вам вслед!
42 
