Эдуардо вопросительно взглянул на нее.
— Ты, значит, против того, чтобы замужние женщины работали, Фернанда?
— Лучше им заниматься своими мужьями и детьми, чем туристами, — высказалась Фернанда с непринужденностью человека, давно получившего право голоса в решении семейных вопросов.
— Но ты же замужем, — поддела ее Ана.
— При чем тут это! — возмущенно возразила Фернанда. — Я живу здесь и mei marido[40] Мануэль тоже. Замужняя secretaire, только и будет думать, как бы пораньше улизнуть с работы или попозже прийти…
— Благодарю за советы, как мне вести свои дела, Фернанда, — прервал ее Эдуардо решительно, — но не пора ли накрыть нам ужин?
— Sim, Senhor! Agora mesma![41] , — с достоинством ответствовала Фернанда и вышла, высоко вскинув голову.
— Ты ее обидел, Эдуардо, — поморщилась Ана.
Эдуардо и бровью не повел, подвигая для Кэтрин стул.
— Ничего страшного, не помешает иногда напомнить ей, кто здесь хозяин.
— Никто и не сомневается на этот счет, — заверила его Ана. — Фернанда не хотела ничего плохого — не забывай, она ведь, можно сказать, член нашей семьи.
— Я помню. А вот она не должна забывать о том, что в этом доме я принимаю решения. — Эдуардо обернулся к Кэтрин:
— Извини нас, рог favor. Не хочешь испробовать bolinhos de bacalhaul Говорят, у португальцев на каждый день найдется новый способ приготовления нашей знаменитой соленой трески.
— Но этот — самый лучший! — сказала Ана. — Фернанда делает bolinhos лучше всех в Миньо.
Обжигающие кусочки хрустящей трески с картофелем были восхитительны на вкус, но настолько сытными, что Кэтрин была рада, что не поддалась искушению съесть больше двух, когда увидела cosido a Portiiguesa, последовавшее за первым блюдом.
— Не понимаю, как в этой стране хоть кому-то удается сохранить фигуру, — недоумевала Кэтрин, принимаясь за блюдо из аппетитных овощей, тушенных с мясом и колбасами.
— Ну, тебе-то волноваться по этому поводу незачем, — успокоил ее Эдуардо.
— Только потому, что я здесь ненадолго!
— Да, кстати, — небрежно бросил Эдуардо. — Ана, поскольку ты сейчас так занята приготовлениями к свадьбе, что не можешь показать Кэтрин нашу страну, хорошо бы ей погостить у нас еще немного после свадьбы, как ты считаешь?
Ана растерянно уставилась на него.
— Pois е, конечно, если Кэтрин не возражает.
— На ночь я буду уезжать в Каса-дас-Камелиас и оставлять Кэтрин на попечение Фернанды, — продолжал Эдуардо как о чем-то уже решенном, — ну а днем мы сможем поездить с ней по достопримечательным местам нашего прекрасного Миньо.
Предложение было, конечно, весьма заманчивым, но Кэтрин решила не поддаваться соблазну, как ни трудно было ей отказать Эдуардо, который явно не сомневался в ее согласии.
— Боюсь, что это невозможно, — твердо сказала она. — Я должна искать работу. Кроме того… — Она замолчала.
Две пары темных глаз вопросительно уставились на нее.
— Кроме того — что. querida? — спросила Ана.
— Совершенно очевидно, что Кэтрин просто не хочет остаться, — сказал Эдуардо, отодвигая тарелку.
— Это не так! — Кэтрин вспыхнула и разозлилась на него за то, что он завел этот разговор при Ане, которая сгорала от любопытства, чувствуя накалившуюся обстановку. — Но у меня уже куплен на субботу билет. Я в самом деле не могу остаться.
Глаза Эдуардо, обращенные на нее, стали ледяными.
— В таком случае, разумеется, больше говорить не о чем.
— Но все равно спасибо огромное за приглашение, — запоздало добавила она, оробев при виде его внезапной надменности.
— De nada[42] .
С безукоризненной любезностью предложив ей сыру и фруктов, он больше не произнес почти ни слова до самого конца ужина. Как только подали кофе, он посмотрел на часы и поднялся.
— Corn licenсa. Я возьму кофе в кабинет. Сегодня мне нужно разобраться со счетами, которые я привез из Вьяна-ду-Каштелу. Придется засесть сейчас же, иначе я не лягу в постель до утра.
Кэтрин почувствовала себя глубоко уязвленной, когда Эдуардо, изобразив небрежный, без улыбки, поклон, удалился из комнаты.
Ана удивленно зацокала языком.
— Que coisa![43] Эдуардо в таком плохом настроении! Пожалуйста, извини его, Кэтрин!
Кэтрин заверила ее, что беспокоиться не о чем, но в глубине души кипела от ярости из-за того, что Эдуардо так испортил вечер. Граф де Понталегре — в этом не было никаких сомнений — привык, что люди соглашаются с его желаниями, как только он их высказывает.