— До свидания, Бейтс, — сказала она дворецкому.
— Что мне передать его светлости, когда он вернется сегодня вечером, миледи? — спросил Бейтс.
Лицо старика сказало Рози, что он обеспокоен всем происходящим. Очевидно, Бейтс заподозрил, что затеяно нечто неслыханное, о чем даже страшно подумать.
— Скажите папе, что я напишу ему из Лондона, — ответила Рози.
Она забралась в фаэтон, лакеи набросили ей на колени коврик, а Вивиан стегнул лошадей, и они двинулись по аллее. Рози отметила, что он правит лошадьми не так ловко, как ее отец. Потом она сказала себе, что некрасиво критиковать того, кто так прекрасен и кого она любит так сильно.
— Как я могла быть такой наивной дурочкой? — спрашивала теперь себя Рози.
Все же в начале замужества она была счастлива. Наверное, за всю свою жизнь она не испытывала такого счастья.
И только получив письмо от отца, в котором он писал, что она не имеет больше права называть себя его дочерью и он не желает впредь о ней слышать, Рози поняла, что натворила.
Реакция ее отца удивила и Вивиана. Вскоре выяснилось, что у него нет средств содержать и жену и себя на том уровне, к которому он привык.
— Придется тебе найти какое-то дело, — сказал он.
Она изумленно посмотрела на него.
— Ты имеешь в виду… работу?
— Я имею в виду, что ты должна зарабатывать хоть какие-то деньги. Мы в долгах, а мне нужен новый костюм.
Рози запоздало пожалела, что не захватила с собой из дому побольше нарядов. Дело было весной, и потому она упаковала только летние платья, а всю зимнюю одежду оставила.
Теперь она не осмеливалась сказать Вивиану, что пальто у нее слишком легкое для зимних холодов, которые уже не за горами.
Ей показалось, что он как-то странно на нее смотрит.
— Ты очень красива, Рози, у тебя отличная стройная фигура, а это весьма важно, — произнес он, вовсе не стараясь сделать ей комплимент.
— Важно для чего?
— Для того, что я задумал.
— И что же это такое?
— Сцена, конечно. Если я актер, то ты, естественно, тоже должна стать актрисой.
Она уставилась на мужа в полном недоумении. Потом немного погодя произнесла:
— Нет-нет! Конечно нет! Я не смогу выйти на сцену от страха и смущения! А если еще мама узнает, это приведет ее в ужас!
— Как бы там ни было, я полагаю, чувства твоей мамы нас мало касаются, — холодно заметил Вивиан, — если, конечно, она не пожелает ежемесячно выделять нам деньги. Жаль, мы не подумали об этом, когда ты уезжала из дому.
Рози почувствовала, что к глазам подступили слезы. Она прекрасно сознавала, как горько переживает Вивиан отказ ее отца знаться с ними из-за поспешного брака.
— Боже милостивый! — в гневе воскликнул он. — По тому, как они обошлись с нами, можно подумать, что я какой-то мошенник или преступник!
— Так ты… жалеешь, что я… убежала с тобой? — спросила Рози дрогнувшим голосом.
Он обнял ее и ответил:
— Ну конечно нет! Ты же знаешь, я люблю тебя, дорогая. Не сомневайся. В то же время трудно жить без денег.
— Да… я знаю.
— А теперь, после всей борьбы и трудов, когда я достиг определенного положения в театре, я не могу от него отказаться.
— Мне очень жаль, дорогой мой, что моя семья оказалась такой… недоброй.
Эту фразу ей приходилось повторять вновь и вновь, даже когда она сама стала зарабатывать и в конце концов начала приносить в дом столько же, сколько Вивиан, если не больше. К тому времени она поняла, что он уговорил ее на побег не только из любви к ней. Его также привлекало ее происхождение и то, что она — леди Розамунда Ормонд, а ее отец — граф.
В одном, однако, она оставалась тверда, и никакие уговоры Вивиана не смогли ее переубедить: если она все-таки выйдет на сцену, то позволит «каждому проходимцу», как говаривал ее отец, глазеть на нее. Но, по крайней мере, она не бросит тень на своих родственников, используя для сцены свое настоящее имя.
— Ну как ты не можешь понять, что твое имя для нас — настоящий клад? — возмущался Вивиан. — Представь, на афишах напечатают: «Леди Розамунда». Ты получишь чуть ли не вдвое больше, и, несомненно, вокруг тебя будут виться толпы поклонников.
— Мне не нужны никакие поклонники, когда у меня есть ты, — возразила Рози. — Я не стану использовать ни свой титул, ни имя отца.
Она сама не знала, почему так упрямится. Врожденная гордость не позволяла ей запятнать репутацию семьи «театральным гримом».