Рози мило улыбнулась:
— Мне разрешали смотреть только пьесы Шекспира и слушать симфоническую музыку. Но теперь, когда я выросла, меня должны представить ко двору. Надеюсь, что, когда окажусь в Лондоне, смогу посещать театры, наверное, даже увидеть тебя.
— Так ты собираешься в Лондон?
Она услышала в его голосе радость, и ее сердце счастливо забилось.
— Папа намерен открыть для меня лондонский дом, — объяснила она, — где в мою честь будет устроен бал и, разумеется, прием для всех родственников. — Она помолчала, прежде чем спросить: — Как ты думаешь, ты сможешь прийти?
Вивиан Воэн рассмеялся:
— Дорогая, я польщен твоим приглашением, но ты должна сознавать, что твоя мать посчитает меня неподходящим другом для дебютантки.
— Почему же?
— Потому что я актер, а актеры, хотя и развлекают тех, кто относится к высшему свету, не являются persona grata[1] для родителей красивых молодых леди вроде тебя.
Позже Рози узнала, что Вивиан был хорошо образован только благодаря отцу, школьному учителю.
Была еще одна причина, почему он, по собственному горестному утверждению, «знал свое место».
Они продолжали встречаться каждый день, пока ему не пришла пора возвращаться в Лондон.
В деревню он приехал потому, что зимой подхватил неприятный кашель, повлиявший на голосовые связки.
— Если собираешься участвовать в новом представлении, — сказали ему в театре, — придется тебе перестать каркать! Выберись из Лондона, подыши чистым свежим воздухом деревни и избавься наконец от своего хрипа.
Знакомый актер поведал Вивиану, как прекрасен деревенский пейзаж на севере Харфордшира. Он же порекомендовал ему небольшую гостиницу, где хорошо кормили и предоставляли мягкую постель.
Вивиан намеревался остаться на неделю, но из-за Рози его «отдых», как он называл свое безделье, растянулся почти на месяц.
— Где мне найти силы, чтобы расстаться с тобой? — в отчаянии вопрошал он, когда до его отъезда в Лондон оставалось всего три дня.
— Возможно, мы сумеем иногда видеться, когда я перееду в Лондон, — тихо отвечала Рози.
Но даже ей самой в это верилось с трудом. Город — не деревня, и ей не позволят выходить из дома одной. К тому же она понимала: Вивиан прав, утверждая, что вряд ли его пустят на порог ее дома.
Именно тогда он впервые поцеловал Рози. До этой минуты он боялся испугать ее, а кроме того, только теперь понял, что искренне влюблен.
Он на самом деле полагал, что эта красивая, нетронутая, неизбалованная девушка — существо из другого мира. Но только обняв Рози и ощутив мягкость и невинность ее губ, он осознал силу своего желания.
Мысль, что он может ее потерять, была невыносима.
Он молил, упрашивал, обольщал Рози, и она, успевшая его полюбить, не нашла в себе сил отказать ему в просьбе.
— Мы поженимся, — упрямо твердил Вивиан, — и тогда твой отец ничего не сможет сделать!
— А вдруг, — тихо прошептала Рози, — он так разозлится, что… не примет тебя?
— Ему придется это сделать, ведь я стану твоим мужем, — ответил Вивиан. — Я заручусь разрешением на венчание без церковного оглашения, и мы поженимся по дороге в Лондон. А до тех пор ничего твоему отцу говорить не будем.
— Неужели все это происходит со мной? Неужели это я собираюсь так поступить? — спрашивала себя Рози, когда металась по кровати, на которой спала с тех пор, как выросла из люльки.
Но в то же время разве она могла отказаться от Вивиана или смириться с его отъездом? Ведь тогда ей не пришлось бы больше видеть его красивое лицо, ловить красноречивый взгляд, слышать ласковые речи, заставлявшие Рози чувствовать, будто он вынимает ее сердце и берет себе.
— Я люблю его! Люблю! — с вызовом произнесла она, понимая, что в этом мире только одно имеет для нее значение — Вивиан.
Покинуть дом оказалось легче, чем она предполагала. В тот день, когда Вивиану предстояло вернуться в Лондон, ее родители отправились в гости на другой конец графства, а потому уехали рано.
Сразу после их отъезда Рози, успевшая все продумать, велела горничным упаковать вещи, которые заранее приготовила.
— Куда вы собрались, миледи? Его светлость ни слова не сказал о вашем отъезде.
— За мной заедут в одиннадцать, — ответила Рози.
Вивиан приехал в фаэтоне, который нанял в ближайшей платной конюшне. Пока он к ней шел, двое молодых лакеев уставились на него в полном изумлении, но повиновались леди Розамунде, велевшей погрузить сундуки в задней части фаэтона, а дорожный несессер поставить впереди у ее ног.