Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
38 
– Д-да, – выдавила она. – Конечно, любила. Я была ее маленькой девочкой.
Дик заметил побелевшие костяшки пальцев, напряженное лицо. Он допрашивал ее и знал это, но так нужно. Иначе Лейни навсегда останется в плену какой-то трагедии, ставшей причиной непреходящей скорби в этом доме.
– Что случилось с твоим отцом?
– Говорю же, он умер.
– Отчего? Когда?
– Не помню.
– Но твоя мать наверняка время от времени упоминала о нем, рассказывала истории. Она больше не вышла замуж?
Во рту Лейни мигом пересохло:
– Она… почти не говорила о нем.
– Считаешь, это естественно? Почему она не любила говорить о нем?
Разволновавшись, она оттолкнулась от стула, подлетела к окну и вцепилась в шторы.
– Откуда мне знать?
– Знаешь, Лейни. Так почему твоя мать не хотела рассказывать об отце?
– Это было давно. Какая теперь разница?
– Большая. Скажи мне.
Она круто развернулась, готовая заплакать.
– Мать не говорила о нем, потому что ненавидела. Когда она забеременела, он женился по обязанности. Но как только родилась я, бросил ее. Исчез. Сбежал от нас. Больше она никогда его не видела. И я тоже. Теперь вы довольны, советник?
Волосы сбились беспорядочной гривой, а грудь тяжело вздымалась. Руки были вытянуты по бокам. Кулаки сжаты.
– Прости, Лейни. Тебе и матери, должно быть, тяжело пришлось.
– Иди к черту, – процедила она, поворачиваясь к нему спиной и раздвигая шторы. На улице начинало темнеть, что еще больше делало дом похожим на могилу.
– Ты выведал все, что хотел знать. А теперь оставь меня в покое.
Он не мог. Слишком далеко зашел. Кое-чего добился. Но еще не добрался до источника ее тревог. Дик ненавидел себя за дотошность, но по-другому не получалось.
– И твоя мать, не имея никого на свете, изливала всю любовь на тебя. Щедро.
– Да.
– Ты была ее ненаглядной девочкой.
– Да! – сказала она уже громче.
– И часто твердила тебе, как сильно любит!
– Да! – заорала она.
– Показывала, как это чудесно любить и быть любимой. Целовала, обнимала и гладила тебя каждый день.
– Да, да, да!
Она повернулась к нему лицом.
– Ты лжешь, Лейни!
– Н-ничего подобного, – пробормотала она.
– Думаю, твоя мать была обозлена и очень несчастна. И вместо того, чтобы окружить тебя любовью, винила во всех своих бедах и в уходе мужа.
Он шагнул к ней, стараясь говорить спокойно.
– Винила тебя в том, что своим появлением на свет ты разрушила отношения между ней и молодым человеком.
– Прекрати! – вскрикнула Лейни, зажимая уши.
Он подошел еще ближе, каждым шагом подчеркивая очередное слово, будто забивая в доски гвоздь за гвоздем.
– Наверное, ты любила ее, потому что она была твоей мамой. И хотела ответной любви, но так и не получила. А если она и любила тебя, то очень хорошо это скрывала. Думаю, ты каждый день хотела обнять ее и прижаться, но знала, что ей это не понравится. Ты рано поняла, что объятия и ласки – вторжение, нарушение личного пространства!
– Прекрати! – повторила она, колотя кулаками по бедрам. По щекам катились слезы. – Она хорошо обо мне заботилась.
– Физически да. Делала для тебя все. Но быть родителем – это не только исполнять свой долг. Ты хотела, чтобы она касалась тебя, верно, Лейни? Прижимала к груди, гладила по голове.
– Да, – всхлипывала она. – То есть нет. Ты сбиваешь меня с толку.
Он покачал головой. В его глазах тоже стояли слезы.
– Нет, дорогая. Ты совершенно ясно мыслишь.
Она протянула ему руку ладонью вверх:
– Замолчи! И не подходи ближе!
– Я хочу крепко держать тебя, Лейни, в возмещение за все то время, что мать была с тобой холодна.
– Нет! Я этого не хочу!
– Хочешь. Ведь правда?
– Нет-нет, – застонала она, безудержно всхлипывая, качнулась вперед.
Он едва успел ее поймать и схватить в объятия.
– Хочешь, Лейни. Хочешь, – шептал он ей в волосы.
Она вцепилась в его рубашку. Судорожно. Бездумно. И ему это нравилось. Она рыдала не слезами мучений и тоски. Эти слезы были очищающими. Он прижал ее голову к своей груди и уперся подбородком в макушку.
– Бедное дитя. Достойное любви и такое нелюбимое. Боже, ты драгоценное сокровище!
Она утонула в силе его тела.
– Дик?
– Да, любимая?
– Дик?
Она все еще не могла поверить, что он здесь. Держит ее. Любит.
Он подвел палец под ее подбородок и откинул голову. Она издала отчаянный стонущий звук, прежде чем запустить пальцы в его волосы и наклонить его лицо к своему.
38 
