Последние отзывы

  181  

Я интуитивно свернула в узкий, тесный коридор, ведущий к уборной. По ночам Катерина обычно предпочитала пользоваться горшком, особенно в холода. Каждое утро я выносила его в уборную и выливала содержимое в ров с высоты в несколько этажей.

Очевидно, этой ночью все было иначе. Я увидела, что дверь уборной открыта и внутри горит свет. Заткнув нос от вони, я заглянула в каморку и обнаружила там Катерину.

Она была так поглощена своей работой, что не услышала моих шагов. На каменной скамье, подальше от отверстия, над которым полагалось делать свои дела, стояла лампа, рядом с ней я увидела плоскую миску, дно которой едва закрывала какая-то жидкость. Здесь же лежал пергамент и валялся на боку чудесный флакон из перламутра, заткнутый пробкой. Лицо Катерины до самых глаз закрывал старый шерстяной шарф, на руках у нее были толстые кожаные перчатки для верховой езды. Она старательно макала в жидкость на дне миски кусочек нечесаной шерсти размером с монету, затем быстро, не давая высохнуть, пропитывала ею пергамент и дожидалась, пока влага впитается.

— Яд! — не удержалась я, вдруг догадавшись о сути происходящего.

А я-то недоумевала, зачем она оставила в крепости такую дорогую вещицу, не отправила ее во Флоренцию.

Катерина снова макнула шерсть в жидкость, затем повернулась ко мне. Ее голос был заглушен шарфом, но жесты оказались предельно ясными. Мол, ничего не трогай и немедленно уходи.

Я вернулась в постель. Когда Катерина наконец пришла, без шарфа и перчаток — скорее всего, они отправились в ров под стеной, — у нее в руке был перламутровый флакон. Она скрылась в чулане и спрятала его на дне одного из двух оставшихся сундуков. Потом госпожа вышла, и я поливала ей из кувшина, пока она мыла руки над тазом.

Когда графиня вытиралась, я снова спросила:

— Это же яд, мадонна, ведь правда? — В моем голосе звучало явное неодобрение.

Катерина забралась в постель, натянула на себя покрывало и сказала совершенно обыденным тоном:

— Это подарок от Родриго Борджа, сделанный им много лет назад. Я просто возвращаю его… без флакона. — Она помолчала. — Пергамент сохнет на подносе в уборной. Ни к чему там не прикасайся, иначе умрешь. Когда высохнет, я все сделаю сама. Задуй, пожалуйста, лампу.

— Значит, ты задумала убить Папу. — Это казалось мне безумным, немыслимым… однако, зная, каков Родриго Борджа, я почти не ужаснулась.

— Считай это опережающим ударом, — пожала плечами моя госпожа.

— Но если тебя уличат, то убьют!

— Слушай, они и так собираются меня прикончить! — возмутилась она. — Да и какая разница, нападать на Чезаре Борджа с мечом или вот так? Гаси уже лампу!

Я подняла стеклянный абажур, загасила пламя пальцами и забралась под одеяло. Лежа без сна, я прислушивалась к буре и ужасалась тому, что учинила моя госпожа. Я думала обо всех кардиналах, погибших от рук Борджа, о тысячах невинных людей, убитых в Романье из-за его алчности.

Внезапно убийство показалось мне разумным выходом, даже необходимостью, а Катерина — настоящей героиней.

Когда пергамент высох, Катерина натянула две пары кожаных перчаток и своей рукой написала письмо его святейшеству, умоляя о милосердии и прося как-нибудь уладить дело. После чего она запечатала письмо и завернула его в отрез пурпурного бархата, любимого цвета гордых Сфорца. Все это было уложено в футляр, вырезанный из кедра, и отправлено в Рим с курьером.

Убийство не удалось. Увидев футляр и узнав, что он от Катерины, Папа Александр не стал его открывать, а немедленно бросил привезших его людей в подземелье замка Сант-Анджело. Глава делегации, посланной из Форли, немедленно признался во всем.

В конце ноября в Риме состоялись торжественная месса и всенародные празднования по случаю чудесного спасения его святейшества от злобных убийц из Форли. На церковной площади Александр обратился к народу, в особенности к гражданам Флорентийской республики. Он предупреждал, что всех ждут плачевные последствия, если кто-нибудь окажет поддержку этой дщери греха. У Чезаре и его отца появился отличный предлог, чтобы призвать графиню к ответу и наказать так, как они сочтут нужным.

Катерина никогда не отказывалась от ответственности за свои поступки.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Наступил декабрь, вместе ним явился Чезаре Борджа с пятнадцатитысячной армией. С пятью сотнями швейцарских наемников он подошел к стенам Имолы, и городской совет с готовностью распахнул перед ним ворота. Не успел Борджа приехать, как город уже стал его… А спустя еще несколько минут местные жители жестоко пожалели об этом. Страшные швейцарцы немедленно приступили к грабежам, а Чезаре велел собрать и привести к нему самых красивых женщин Имолы. Ходили слухи, что он изнасиловал всех, по одной каждую ночь, держал при себе рабынями, пока они не надоедали ему.

  181