— Ему просто нравится наблюдать, как я втыкаю в людей иголки, — пояснил Сандер, взяв Бо под здоровую руку.
— Это воодушевляет. — Бо огляделся в поисках путей отхода и обнаружил, что его взяли в «коробочку». — Медик сказал, что может понадобиться пара швов. Я могу подождать до утра.
— Зачем откладывать? — возразил Сандер. — Да, кстати! Когда тебе в последний раз делали прививку от столбняка? Обожаю делать прививки.
— В прошлом году. Отстань от меня. — Бо с сомнением взглянул на Гиба. — Мне не нужен почетный караул.
— Шагай, шагай. — Гиб продолжил, когда они пробились сквозь толпу. — Я там кое-что слышал, и, как мне кажется, я должен знать, что происходит. Кто-то позвонил Рине на твой домашний номер?
— Да, тот же тип, что и раньше. Он ее терроризирует. Это он поджег школу. А разве она вам ничего не говорила?
— Придется тебе просветить нас, раз уж ты все знаешь.
Его не просто взяли в «коробочку». Из него выжимали информацию.
— Лучше вы сами ее спросите.
— Сейчас я спрашиваю тебя! А с ней поговорю после.
— Вообще-то я с вами согласен. Она должна была сказать вам, а теперь она на меня обозлится, если я скажу. Пожалуй, не так уж плохо быть единственным сыном разведенных родителей.
Бо рассказал им все, что знал, пока они преодолевали два квартала, отделявшие его дом от клиники, где работал Сандер, и добирались до его кабинета. Природная жизнерадостность Сандера уступила место профессиональной сдержанности. Он молча указал Бо на смотровой стол.
— Когда это началось? — продолжал расспросы Гиб.
— Насколько мне известно, с того самого момента, как она переехала.
— И все это время она молчала! — Гиб повернулся и начал мерить кабинет шагами.
— Стив тоже ничего не сказал, — напомнил Сандер и принялся очищать рану.
Бо закусил губу.
— Неужели вы, садисты в белых халатах, не можете придумать что-нибудь получше этой дряни, прожигающей до кости?
— У тебя тут довольно глубокий порез, Бо. На шесть швов потянет.
— Шесть? Вот черт!
— Не боись, я тебя подморожу.
Бо взглянул на шприц, который Сандер вынул из ящика, и решил, что лучше будет смотреть на побагровевшее от ярости лицо Гиба.
— Больше я ничего не знаю. Не знаю, что за игру он затеял, но он держит ее в напряжении. Она пока справляется, но это здорово действует ей на нервы.
— Кто-то, кого она засадила, — пробормотал Гиб. — Она его засадила, а он вышел. Моей дочери не миновать разговора со мной.
— Под «разговором» в нашей семье подразумеваются крик, ругань, а порой и швыряние хрупкими предметами, — объяснил Сандер. — Небольшой укольчик.
— Я не думаю… Ай! Ничего себе «небольшой укольчик». Мистер Хейл… Гиб, вы ее отец, вы ее знаете лучше, но я бы сказал, что крик, ругань и швыряние хрупкими предметами ничего не изменят.
— Попробовать никогда не мешает, — пробормотал Гиб.
Дверь открылась, и вошел Джек с рубашкой и ботинками. Взглянув на руку Бо, он сочувственно поморщился.
— Бьянка сказала, тебе это пригодится. Швы, да?
— Вот, Доктор Мрак говорит, что целых шесть.
— Закрой глаза и думай об Англии, — сказал Сандер.
Могло быть хуже, решил Бо. Он мог опозориться и запищать, как девчонка. Но он отправился домой, сохранив достоинство, когда экзекуция закончилась.
Народу около его дома заметно поубавилось, но не все еще разошлись, бурно обсуждая событие, которое раньше, как предположил Бо, могли увидеть только по телевизору.
Рина, О’Доннелл, Стив и еще двое парней, видимо, эксперты по криминалистике, все еще осматривали разрушения. «Интересно, — подумал он, — моя страховая компания обязана покрывать ущерб, нанесенный другим машинам обломками моего грузовика? Черт, теперь волей-неволей придется повысить расценки».
Рина отделилась от коллег и направилась к нему.
— Как рука?
— Вроде бы останется при мне. Твой брат наложил швы и угостил леденцом.
— Только так удалось заставить его перестать плакать, — пояснил Сандер. — А что до грузовика, могу хоть сейчас выписать свидетельство о смерти.
— Плохо дело, — согласилась она. — Побочный ущерб нанесен машинам, запаркованным спереди и сзади — включая мою. Ладно, здесь мы сделали все, что можно. Распишись тут, Бо, и мы увезем, что осталось как вещественное доказательство.
— А как насчет моих инструментов? Что-нибудь уцелело?