И вот она здесь, где так хотела оказаться, в том месте, где ей и полагается быть. Себастьян отпустил ее руку, только когда ему пришлось опуститься на колени, чтобы развести огонь. В его скудно обставленной спальне не было ничего, кроме потертого кожаного кресла, стола, комода и одеяла на полу перед камином, очевидно, предназначенного для Бориса. И кровати.
Вид последней заставил Абигайль призадуматься. Не то чтобы она нервничала, просто ей вдруг пришло в голову, что она не знает толком, чего ожидать. Чтение «Пятидесяти способов согрешить» дало ей некоторое представление об отношениях мужчины и женщины, но сейчас оно не казалось достаточным. Ведь она – не леди Констанс! Вдруг Себастьян решил, что на самом деле она такая же раскрепощенная и необузданная?
Абигайль закрыла глаза. Что за глупости! Себастьян куда лучше, чем любовники леди Констанс. Он живой и реальный, любит ее и готов заняться с ней любовью. Тогда, в гроте и в лесу, он в точности знал, как коснуться ее, чтобы доставить удовольствие, и насколько далеко можно завести ее по дороге страсти. Себастьяну известно, что у нее нет опыта, однако это не помешало ему показать ей мир наслаждений, о которых она даже не мечтала, и заставить чувствовать себя любимой. При воспоминании об этом сердце Абигайль забилось сильнее, и она открыла глаза, преодолев минутную робость.
Себастьян ждал, наблюдая за ней.
– Не уверены? – спросил он. – Я не сделаю ничего, чего вы не захотите.
Абигайль улыбнулась.
– Знаю. Я доверяю вам. – Тут она увидела выпуск «Пятидесяти способов согрешить», заставивший ее вспыхнуть. – Вы сохранили его!
Он кивнул, не отрывая взгляда от ее лица.
– Конечно. Глядя на него, я думал о вас.
Румянец Абигайль стал гуще. Она взяла в руки брошюру. Это был выпуск, где леди Констанс доставляла наслаждение сама себе, завязав глаза, а ее таинственный любовник наблюдал за этим.
– Вы упоминали об этом в гроте.
Уголок его рта иронически приподнялся.
– Мне было трудно думать о чем-либо другом. Когда свеча погасла, у меня возникла мысль, что Бог послал мне очередное наказание, чтобы помучить.
– Что вы имеете в виду? – прошептала она.
– Констанс назвала свою временную слепоту очень раскрепощающей. – Себастьян шагнул к ней. – Признаться, она оказалась права. Я никогда не посмел бы поцеловать вас в тот первый раз, если бы не темнота.
– Никогда? – Абигайль была очень удивлена.
– Ну… – Губы Себастьяна тронула озорная усмешка. – Не в тот день.
– Порой я чувствую себя в долгу перед леди Констанс. – Абигайль взяла скандальную брошюру в руки и открыла ее, выбрав первый попавшийся отрывок. – «В своих, признаться, весьма фривольных приключениях я никогда не испытывала такого неодолимого желания. Отсутствие света только усилило чувствительность моей кожи к прикосновениям, а мой слух обострился, ловя каждый его вздох и движение», – прочитала она вслух. – Возможно, нам следует погасить лампу…
Себастьян пересек комнату и забрал у нее брошюру.
– Достаточно. Мне не нужны подсказки. – Он повернулся к разгоревшемуся камину и бросил брошюру в огонь. – Я мог бы сам написать не менее увлекательные рассказы, не говоря уже о мыслях и желаниях, которые вы возбуждаете во мне.
– Правда? – удивилась Абигайль, оторвав взгляд от горящей брошюры. – Вы могли бы написать нечто подобное?
Себастьян улыбнулся.
– Только для вас. – Он коснулся ее запястья. – Любовь моя, – начал он, скользя пальцами вверх по ее руке. – Мне так много хотелось сказать вам с момента нашей встречи! Боюсь, большая часть услышанного заставила бы вас краснеть, – он ухмыльнулся в ответ на ее смущенную улыбку, – но, надеюсь, я сумею доставить вам удовольствие без лишних слов.
– Неплохое вступление. – Абигайль попыталась повернуться, когда он зашел ей за спину, но Себастьян остановил ее, положив ладонь ей на бедро.
– Еще бы, – шепнул он, нежно перекинув волосы Абигайль через одно плечо. – Ведь это ода вашей красоте, вашему очарованию, вашему милосердию. На чем я остановился? Ах да. – Он запечатлел на ее шее, там, где начинались волосы, медленный поцелуй. – С того вечера, когда мы встретились, вы не покидали моих снов. Вы ворвались в мою жизнь, как комета, ослепив меня с первого взгляда и покорив мое сердце, недосягаемая и прекрасная. И тем не менее я оказался достаточно безумен, чтобы вообразить, будто вы обратите…