Последние отзывы

  164  

— Как ты решишь, так и будет. Я могу взять тебя с собой в Нью-Йорк, Лила, и попытаться помочь, по крайней мере, на первых порах, ибо ты человек, в которого небесполезно вкладывать силы. Однако права ли я? Я много лет строила свою жизнь так, как считала единственно правильным, изо всех сил карабкалась на вершину, которую видела в своих грезах, а в результате осталась одна, без любимого, без семьи.

— У тебя есть сын.

— Я сказала неправду. Это не мой сын. Сын человека, которого я любила. Я не имею права забирать его себе.

— Верно, — медленно произнесла Лила, — мы не имеем права требовать для себя того, что нам не принадлежит.

Когда Джейк вернулся домой и не нашел там мулатки, его охватила паника. Она ушла из больницы ночью; что с ней могло случиться?!

Потом ему показалось, что не хватает некоторых вещей, тех немногих вещей, которые принадлежали Лиле, и у него зародилось зловещее подозрение.

Джейк несколько раз обошел квартиру, убеждая себя в том, что это неправда. Лила не могла уйти! Он вспомнил их встречу в больнице и похолодел. Они случайно увиделись в те минуты, когда Лила уже ушла из его жизни, когда она больше не принадлежала ему.

Он поехал обратно, надеясь застать Хейзел, с которой Лила, по-видимому, была знакома, но ему сказали, что каких-то четверть часа назад женщина покинула больницу. Джейк не знал ни ее адреса, ни кто она такая: ее след растаял, как туман в свете зарождавшегося утра. Тогда он отправился к Унге.

Индианка не могла ответить, где Лила, зато подтвердила его опасения:

— Она ушла, Джейк. Она давно собиралась уйти.

— Почему она это сделала?!

— Этого я не знаю. Это можешь знать только ты.

Конечно, он догадывался, как знал и то, что никогда бы не бросил и не прогнал Лилу. Она сама сделала выбор, тем самым предоставив ему свободу.

Джейк простился с Унгой и пошел по просыпавшейся набережной. Гремели и шлепались в воду якоря, наперебой кричали и переругивались лодочники и матросы. Море было таким, каким оно бывает по утрам: без единой морщинки, без малейшей ряби, гладкое и прозрачное, как зеркало, под безмятежным небом, присыпанным золотисто-розовой пудрой зари.

Было слишком рано для того, чтобы пить, но Джейк чувствовал себя слишком растерянным и усталым. Он не хотел возвращаться в опустевшую квартиру, ему хотелось немного прийти в себя.

Он вошел в один из дешевых кабачков, какие давно не посещал, и опустился на стул. В помещении никого не было, кроме однорукого мужчины, сидевшего за столом в углу перед стаканом виски; очевидно, завсегдатая. Джейк не обратил на него внимания. Едва ли не две трети оставшегося в живых мужского населения страны имело непоправимые увечья. Количество одноногих, одноруких, одноглазых превосходило все мыслимые пределы. И хотя Джейк относил ампутацию к последнему средству лечения ран, он не знал, как бы ему пришлось поступить на войне.

Он отвернулся от однорукого посетителя и забыл о нем.

Джейк думал не о напоминавших ночное облако волосах Лилы, не о похожих на черный жемчуг глазах, не о ее беспокойной красоте и тихой силе, и не о страстных объятиях. О том, что в его отношении к нему, так же, как в негритянских песнях, не было ни одного придуманного слова, ни одной фальшивой ноты. И начинал понимать, что ему придется начинать новую жизнь со старым сердцем.

— Тоже страдаешь от ранней жажды, приятель? — послышался насмешливый голос.

Джейк раздраженно передернул плечом, а потом, уловив в интонации говорившего что-то знакомое, поднял взгляд и остолбенел.

На него смотрел Барт, такой же, как прежде, не считая того, что сейчас в его взгляде было куда больше безнадежности и боли, а на месте правой руки болтался пустой рукав.

— Ты?! — воскликнул Джейк. Он вскочил с места, опрокинув стул, бросился вперед и заключил друга в объятия.

— Я. Не ожидал меня встретить?

— Еще бы! — Джейк чувствовал, как в его душу, словно влага в пересохшую землю, вливается волна радости. — Ты на свободе?! Как тебе удалось?

— В последние месяцы войны было некому воевать, и командование армии южан бросило клич по всем штатам: сражайся, кто может! Заключенным тоже предлагали вступить в армию — в обмен на освобождение. Я был одним из тех, кто согласился. Сначала хотел сбежать, а потом… что-то увлекло. Меня ранили в руку, рана загноилась, и доктор сказал, что надо отрезать. Пилили по живому, я едва не умер. Может, если б умер, было бы лучше.

  164