9

Эшли вышла на балкон. Из комнаты доносились то громкие восклицания, то все стихало. Запрокинув голову, она подставила лицо прохладному ночному воздуху. Как же найти убедительное объяснение тому, что она без разрешения написала портрет Лоренса, ничего ему не сказав? Ей до сей поры было невдомек, как сама она раскрылась в этом портрете. Ее замешательство росло, и вместе с ним росла злость на Лоренса, на бедняжку Кэтрин, абсолютно не заслужившую этого, и больше всего на Чарли. Уж он-то должен был ее спросить! Ярость и отчаяние бушевали в ее сердце. И тут отворилась дверь. Думая, что это Чарли, Эшли прошипела, вцепившись в перила, чтобы не заплакать:

— Папа, папа, ну как ты мог?!

Она обернулась, готовая выслушать его шумное восхищение и извинения, но увидела стройный силуэт Лоренса на фоне света из окна.

— Эшли, твои собираются. Пойдем попрощаемся с ними.

Она с глубоким вздохом отвернулась, стараясь успокоиться. Ну слава богу, он хоть сейчас открыто не смеется над ней. Конечно, потом он возьмет свое, и это будет пытка. Даже теперь чувствуется его несносное любопытство, а она стоит перед ним как обнаженная.

Не успела она ответить, как в дверь проскользнула Мириам.

— Эшли, портрет мальчика совершенно замечателен. Кэтрин говорит, что вы уже заканчиваете второй. Вы всех будете писать на одном фоне?

С благодарностью повернувшись к хрупкой женщине, Эшли ухватилась за эту спасительную тему и стала описывать задний план для портрета Патрика, потом рассказывать о планах насчет портрета Питера, объясняя выбор каждого фона. Лоренс молча стоял рядом с ней в ожидании, и это мешало ей сосредоточиться на своем любимом предмете.

Эшли обдумывала, как бы незаметно прошмыгнуть к себе, но тут из комнаты позвал Чарли. Лоренс взял ее за руку, и она покорно последовала за ним. Чарли что-то эмоционально говорил Кэтрин, а та слушала его, затаив дыхание. Эшли стало немного легче, ее раздражение утонуло в его громогласных велеречивых прощаниях. Ей так и не удалось переговорить с ним наедине, но сейчас это точно не получится.

— Когда соберемся во Францию, заскочим к тебе на минутку. Нам еще надо кое-что решить, помнишь? — оглушил он ее своим шепотом. — Я счастлив за тебя, доченька. Моя малышка догнала меня в мгновение ока.

Эшли проводила глазами машину и медленно вернулась в гостиную. Кэтрин ждала ее, никогда еще в ее лице не было столько тепла.

— Эшли, они такие замечательные люди. В прошлом году портрет Ричарда Фрэнсиса Портленда кисти вашего отца поместили в музей, а вы даже не упомянули об этом. А Мириам просто чудо, такая приветливая и естественная.

— Да-да, — пробормотала Эшли. Хотелось поскорее скрыться, пока еще ей не задают нескромных вопросов, пока еще не придуман более или менее убедительный ответ.

— Моя дорогая, я, конечно, совсем не разбираюсь в вашем деле, но не кажется ли вам, что человеку с… э-э… положением Лоренса больше подошли бы костюм и галстук? Да, я понимаю, он-то просил вас изобразить себя в этой… мм… старой рубашке, но если принять во внимание его положение… В общем, я надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.

Если бы не этот жеманный вид, подумала Эшли, то Кэтрин была бы очень недурна собой. Слава богу, хоть Лоренса нет. Уж с придирками Кэтрин я как-нибудь справлюсь, а вот Лоренс…

Эшли что-то промямлила в ответ и скрылась в своей студии. Здесь она прижалась к двери и медленно, с чувством выдохнула. Не прошло и минуты, как открылась балконная дверь и появился Лоренс.

— Можно войти? — спросил он.

— Нет, нельзя, — ответила Эшли, даже не надеясь, что он послушается. Покорившись судьбе, она смотрела, как он закрыл дверь и прошелся по комнате со свойственной ему кошачьей грацией.

— Чудный вечер, не так ли? — тихо произнес он, рассматривая прелестный этюд — неделю назад Эшли набросала одну из лошадей.

— Раз ты так считаешь… — Она приготовилась к отпору, скрестив руки на груди. Но Лоренс не бросался к ней, и она с подозрением насупилась. И вдруг он одним вопросом вывел ее из равновесия.

— Не хочешь завтра отправиться с нами на Бутыль-гору? Сможешь? Или это слишком высоко для тебя? — Его заботливый тон заставил ее насторожиться, она восприняла его как явный вызов.

  48