28 
— Разве так бывает? — недоверчиво заморгала Мейда.
Пэм открыла было рот, чтобы рассказать о некоторых обычаях мусульманского мира, но вовремя спохватилась, что тогда вопросам не будет конца. Поэтому просто произнесла:
— Бывает. В старину некоторые восточные цари имели по двести жен и больше.
— Двести?! — ахнула Мейда.
Дальше следовало ожидать вопроса, который напрашивался сам собой. Тут даже не требовалось особых логических способностей. И надо отметить, в этот раз Мейда оказалась на высоте — думала всего минуту, не больше.
— Но как же этот эмир успевал... э-э... своих жен... мм... — Странно, но Мейда почему-то постеснялась употребить одно из ее излюбленных соленых словечек.
— Как успевал спать со всеми своими женами? — пришла ей на выручку Пэм.
— Да! — подхватила Мейда. — Как?
— А никак. То есть спал, конечно, но не со всеми. Как правило, у эмира есть любимая жена, старшая жена, возможно еще какие-то особенные жены, а остальные зависят от настроений и желаний своего царственного супруга. Впрочем, первые две жены тоже. Кроме того...
Мейда не дала Пэм договорить.
— А у этого эмира есть... как это называется, забыла... ну короче, там держат женщин...
— Гарем? Я только хотела об этом сказать. Конечно, есть. В гареме и живут все эти жены и наложницы. Ведь кроме двухсот и более жен эмир мог иметь еще триста и более наложниц. Слышала такое слово?
Мейда состроила рожицу.
— Наложницы? Не помню. А кто это — проститутки?
Пэм подняла глаза, словно призывая небеса засвидетельствовать подобную глупость. И в который уже раз за время общения с Мейдой у нее возникло ощущение, будто она разговаривает если не с пятилетней девочкой, то с какой-то дикой островитянкой.
— Нет, не проститутки. Наложницы — это почти то же самое что рабыни. Знаешь, что такое сексуальное рабство?
— Да.
О, разумеется! Как не знать, ведь речь идет о сексе. По этой части девочка считает себя докой.
Та вдруг хихикнула.
— Этот эмир супермен, что ли? Или секс-машина? Двести жен и триста наложниц! Их же с утра до вечера пришлось бы... — Она вновь умолкла, не найдя подходящего для данного случая приличного слова.
— Ублажать? — вновь пришла ей на выручку Пэм.
— Да. Это ж нужно быть роботом! — После некоторой паузы Мейда задумчиво добавила: — Мне кажется, что спать с таким количеством женщин невозможно.
Пэм кивнула.
— Потому-то в гаремах и были изобретены многие женские игрушки, аналоги которых ты наверняка видела в секс-шопах. С их помощью лишенные мужского общества — а также свободы — жены и наложницы выходили из непростого положения.
Мейда сморщила лоб.
— Ты имеешь в виду все эти резиновые штуки, предназначенные для...
— Именно, — поспешно произнесла Пэм, сознательно не дав ей закончить фразу.
— Теперь понятно, — протянула Мейда. — Значит, не от хорошей жизни появились эти... как их... имитаторы.
Пэм рассмеялась.
— Верно!
— Хорошо, но я одного не пойму — зачем эмиру столько женщин, если он все равно не в состоянии с ними управиться?
— Полагаю, ради престижа, — сказала Пэм, а сама подумала, сейчас спросит, что такое престиж.
— Ради чего? — спросила Мейда.
— Ну, ради собственного веса, что ли. Понимаешь?
— Нет.
С губ Пэм слетел невольный вздох.
— Как бы тебе объяснить... Ну, к примеру, ты вполне можешь ездить на стареньком «олдсмобиле», но покупаешь себе шикарный «феррари». Почему?
— Ради форса!
Едва ли не впервые Пэм посмотрела на Мейду с оттенком уважения — самой ей не удалось с ходу придумать сниженный в лексическом смысле синоним слова «престиж».
— Правильно. Ради того же эмир заводит себе жен, гарем и прочее, и прочее. Чем больше всего, тем выше авторитет.
Устремив взгляд на океан, Мейда некоторое время о чем-то размышляла. Пэм подумала, что сейчас последует очередной вопрос, но Мейда неожиданно произнесла:
— Эх, хотела бы я быть эмиром.
Пэм вскинула бровь. Надо же, Мейда удивляет ее второй раз подряд!
— Почему, если не секрет?
— Как же, столько женщин, есть из кого выбирать! — Мейда мечтательно улыбнулась. — А у меня были бы парни.
Особенно интересно услышать это от девушки, которая ждет ребенка и собирается замуж, проплыло в мозгу Пэм.
— Женщина не могла стать эмиром, — сказала она.
— Почему?
Действительно почему? — подумала Пэм.
28 
