очень нудно 
9 
– Сначала ты поклянешься, что отпустишь девчонку, – невозмутимо продолжал Рауль. – А потом все будет так, как решит отец.
– Отпустить девчонку только потому, что тебе этого захотелось? Ха, да ты вздумал шутить, как я погляжу! – вскричал Гилберт. – Какое тебе дело до этой девчонки, мастер святоша?
– Никакого. Я не якшаюсь со смердами. Но вот что я точно сделаю, так это зарублю тебя, если ты не дашь мне слово. Я считаю до двадцати, Гилберт.
На счете восемнадцать Гилберт разразился богохульствами, после чего неохотно дал слово. Рауль убрал меч в ножны.
– Домой мы поедем вместе, – заявил он, настороженно следя за правой рукой брата. – Садись на коня, тебе больше нечего здесь делать.
Несколько долгих мгновений Гилберт колебался, бросив ладонь на рукоять меча, но Рауль положил этому конец, повернувшись к нему незащищенной спиной. Теперь, когда первый порыв бешеной ярости поутих, Гилберт понимал, что не сможет обнажить меч против младшего брата, когда тот этого не ожидает. Его вновь охватило изумление, вызванное поведением Рауля, и как человек, окончательно сбитый с толку, он машинально поднялся в седло, безуспешно пытаясь своим недалеким умом разобраться в сути произошедшего. Однако тут блуждающий взгляд Гилберта заприметил ехидные улыбки, мелькающие на лицах его людей, и, побагровев, он громовым рыком приказал им трогаться в путь. Не дожидаясь Рауля, Гилберт вонзил шпоры в бока своего жеребца и галопом помчался между деревьев.
Тем временем хозяин дома пришел в себя. Постанывая, он лежал у ног Рауля. Женщины, стоящие рядом с ним на коленях, подняли головы, с тревогой глядя на молодого рыцаря. Они знали – он благородного происхождения, и это внушало им подозрения, поскольку не могли поверить, что он встал на их защиту исключительно из рыцарских порывов.
Рауль, сорвав с пояса свой кошель, уронил его на землю рядом с крестьянином.
– Вот, здесь хватит, чтобы заплатить за дом, – неловко сказал он. – Вам не нужно бояться: он не вернется, я обещаю.
Поймав уздечку Версерея, юноша одним прыжком взлетел в седло с высокой лукой и, кивнув на прощание старшей женщине, поехал вслед за кавалькадой Гилберта.
Когда впереди наконец показался донжон[6] Харкорта, на небе уже перемигивались первые звезды, а на земле вовсю властвовали сумерки. Подъемный мост замка был все еще опущен, и стражник у ворот поджидал юношу. Рауль въехал во внутренний двор; передав Версерея одному из грумов, зашагал к главному зданию, затем быстро взбежал по наружной лестнице к двери, что открывалась в огромную залу.
Как он и предполагал, Гилберт уже был здесь, гневно пересказывая все перипетии стычки отцу и Эйдесу, который сидел верхом на одной из скамеек, захлебываясь от хохота. Рауль с грохотом захлопнул за собой дверь и отстегнул накидку с плеч, швырнув ее в угол. Отец, нахмурившись, взглянул на него, но в глазах его читались растерянность и недоумение, а не гнев.
– Хорошо, нечего сказать! – бросил он. – Ну, что скажешь в свое оправдание, малыш?
– Вот это! – произнес Рауль, входя в круг света, который отбрасывали стоявшие на столе свечи. – Я слишком долго сидел дома без дела, закрывая глаза на то, чего не в силах исправить. – Он посмотрел на Гилберта, кипящего негодованием по другую сторону стола, и на Эйдеса, который все еще посмеивался себе под нос. – Год за годом совершается скотство и непристойности, подобные тем, свидетелем которых я стал сегодня, а мужчины вроде Гилберта и Эйдеса грабят, разоряют Нормандию ради удовлетворения собственной похоти, плевать им на благосостояние нашего герцогства. – Рауль коротко и зло хохотнул, заметив, что у Эйдеса от изумления отвисла челюсть, после чего вновь устремил взгляд на отца, по-прежнему пребывающего в растерянности. – Ты дал мне меч, отец, и я поклялся, что воспользуюсь им ради благого дела. Клянусь Богом, я сдержу слово и буду сражаться им за Нормандию и справедливость! Смотрите! – Выхватив меч из ножен, Рауль повернул его плашмя, показывая руны, выгравированные на лезвии. Дохну́л холодный ветер, потянуло сквозняком, язычок свечи задрожал, и отблески пламени, словно живые, побежали по стали.
Хуберт наклонился, чтобы прочесть руны, но тут же покачал головой – надпись была сделана на чужом языке.
– Что здесь написано? – пожелал узнать он. – Раньше я как-то даже и не думал об этом.
– Братец Книгочей наверняка уже все знает, – решил подшутить над братом Гилберт.
9 
