Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
27 
— Спасибо! — воскликнул он, бросился к девушке и обнял ее. — Но где ты ее нашла? Я думал, тут вообще не бывает книжек на английском.
— Места знать надо. — И Пальмира ему подмигнула.
Все вокруг обрадовались от того, сколько счастья принесла мальчику одна-единственная книжка, и захлопали в ладоши, а Пальмира всем улыбалась, разглядывая эту счастливую странную семью, пока не встретилась взглядом с единственным человеком, которого любила больше всех на свете, — со своим папой. Лицо у Тьяго было мрачное, но и он вдруг заулыбался, вспомнив, как его дочь утешала этого мальчика, когда он расстраивался из-за своей родни. А теперь так хорошо придумала подарок, и мальчик так счастлив. Сердце его растаяло, он подбежал к любимой дочери и обнял ее, прижал к себе и принялся шептать ей что-то на ухо. А она слушала и понимала: у нее есть отец, который никогда не бросит ни ее саму, ни ее будущего ребенка.
Назавтра Барнаби сел в экспресс «Фонсека». Глаза у него еле открывались. Прощальная вечеринка затянулась до глубокой ночи, и он почти не спал. Найдя место в пустом купе, он пристегнулся ремнем, чтобы не взлететь к потолку, сбросил ботинки и громко зевнул. Лишь бы никто не пришел и его не потревожил. Он стал читать «Скандал в Богемии» — первый рассказ про Шерлока Холмса, — и время летело незаметно. Дочитав, он отложил книжку и написал открытку домой. А кондуктор, придя проверять билеты, пообещал ему, что опустит ее в ящик на ближайшей станции.
И потом, не подумав, что надо бы попросить, чтобы его разбудили, когда поезд придет в Рио-де-Жанейро, Барнаби закрыл глаза и уснул.
Глава 10
Худший Джереми Поттс на свете
Элистер открыл почтовый ящик и просмотрел счета и рекламные листки, которые нагреб в руку. Только потом он заметил открытку — она затесалась между листовкой компании, предлагавшей общую уборку дома, и меню только что открывшейся службы доставки пиццы. Почерк он узнал тут же, и сердце у него забилось чуть быстрее, когда он начал читать послание.
За те девять дней после того, как Барнаби улетел, в доме Бракетов стало решительно трудно жить. Генри и Мелани всячески эту жизнь усложняли — требовали, к примеру, чтобы вызвали полицию и она бы пустилась на поиски их пропавшего брата. Но Элистер сказал им, что если правда выйдет наружу, то у них с мамой могут возникнуть серьезные неприятности, и дети немного поутихли.
— Власти очень косо на такое смотрят, — сказал он. — Не успеете оглянуться, а мы уже под судом и следствием, а вы живете в сиротском приюте. Да и не виноваты мы, что Барнаби тут больше нет. В конце-то концов, он сам рюкзак снял.
Такова была официальная линия, которую выработали Элистер и Элинор. Барнаби сам-де снял рюкзак, жалуясь, что он очень тяжелый, и не успел глазом моргнуть, как взлетел. Элинор пыталась его поймать, но уже не допрыгнула. Ему тысячу раз говорили, как важно рюкзака не снимать ни в коем случае, а он не послушался, и вот нате вам.
Во всем, уверяли родители, виноват только сам Барнаби.
Но такими объяснениями Генри и Мелани было не пронять — они страшно скучали по младшему брату и каждый вечер закатывали родителям скандалы, требуя, чтобы его немедленно начали искать. Никто и не подозревал, что мама и папа могут говорить неправду. В конце концов, свидетель этому ужасному событию у Кресла миссис Мэкуори был всего один — Капитан У. Э. Джонз.
А он был не очень в состоянии рассказать правду.
Если б только ребенок был обычный! — думал Элистер, оглядывая улицу: ровные живые изгороди, идеально подстриженные лужайки. Неужели это так сложно — чтобы ребенок ничем не отличался? Элистер вспоминал себя в возрасте Барнаби. Он делал все что мог, лишь бы не выделяться из толпы, только это было невозможно: его собственные родители требовали, чтобы он всячески привлекал к себе внимание.
Его затошнило при воспоминании о том, как отчаянно они стремились, чтобы их мальчика замечали. Его отец Руперт мечтал быть актером; мать Клодиа — актрисой. Познакомились они в театральном институте, когда обоим было чуть за двадцать, и оба свято верили, что настанет такой день, когда они будут кинозвездами, знаменитыми на весь мир.
— Я хочу работать лишь с лучшими режиссерами, — заявляла Клодиа, сыгравшая в жизни всего одну роль — ложки в телевизионной рекламе сухого завтрака с заменителем сахара.
27 
