Последние отзывы

  38  

– Ты не передумала? Ты будешь здесь жить? Дом твой.

Дарси медленно повернула к нему лицо – в изумрудных глазах читалось столько чувств… которые он не понимал.

– Ты хочешь сказать – наш? Наш первый семейный дом.

Он покачал головой:

– Нет. Не наш, а твой. Я переговорил с юристами, и документы были оформлены на тебя. Дарси, дом твой.

С минуту она молчала, потом наморщила лоб и непонимающе заморгала.

– Но… как же так? Мы говорили об этом в Риме, и я думала, что мы все решили. Что дом в Англии – это самое для нас подходящее. – Она коснулась располневшей талии. – Для всех нас.

Он не понимал: она нарочно изображает наивность или необычно хитра? Она из него веревки вьет, а он до сих пор не знает, как подобрать к ней ключ. И все, вероятно, потому, что, несмотря на свой богатый опыт с женщинами, он совершенно не представляет, как поддерживать длительные отношения. Раньше ему ни разу не приходилось даже пытаться делать это. В прошлом он просто уходил, как правило, потому, что начинал скучать, а возрастающие требования утомляли. Но с Дарси он не смог так поступить. Более того – он и не хотел так поступать. Он очень сильно хочет этого ребенка, и такое сильное желание его страшило. Для человека, всю жизнь проектировавшего дома для других, – для человека, считавшего себя изощренным и хладнокровным, – он не предполагал, что можно испытывать примитивную гордость от того, что создал самое ценное, что только можно сотворить.

Жизнь.

А Дарси… Дарси оставалась загадкой, которую он не в силах разгадать. Она отгородилась от него начиная с той ночи в Риме. Она рассказала ему много всего, чего он не знал. Жуткие подробности ужаснули его, он представил себе, каким тяжелым было ее детство. Он долго сидел один в тот вечер после того, как она быстро ушла в спальню, смотрел в пустоту и пил виски, пока не ощутил во рту противный привкус. Он размышлял о том, что ему делать. Обычно он отодвигал от себя все, что касалось чувств, говоря, что чувства – это не для него. Может, когда-нибудь…

К тому времени, когда он тихонько улегся в постель рядом с Дарси, она уже спала, и спала она в его футболке, а это означало, что ему не следует к ней приближаться. Он вспомнил, как проснулся прекрасным утром в Риме, вдохнул свежий воздух, увидел голубое небо. Они пили кофе с cornetti ^[10], и он ни слова не произнес о ее признаниях, и она тоже больше об этом не упоминала. Он чувствовал, что спугнет ее, если не даст ей возможность самой решить, когда и о чем рассказывать, а когда допустить его к себе.

Это не сработало. Днем она настороженно смотрела на него, а ночью наряжалась в дурацкую футболку и лежала тихо как мышка, затаив дыхание, словно боялась, что он придвинется к ней. Неужели он неправильно себя вел? Будь это любая другая женщина, он обнял бы ее и зацеловал, пока она не возбудится и не потянется к нему сама. Ведь с Дарси раньше так и бывало.

Но она – не любая другая. Она – его жена. Его беременная жена. Как он может овладеть ею, когда она выглядит такой неуклюжей и одновременно хрупкой? Под фарфоровой белизной проступают голубые жилочки, у нее такая тонкая и прозрачная кожа, что даже дыхание может оставить след. А ребенок у нее в животе кажется немыслимо огромным. Это не переставало его удивлять. Последние недели Ренцо стал работать исключительно дома, отменил перелет в Нью-Йорк и еще один в Париж, потому что боялся, что у Дарси схватки начнутся раньше, хотя до родов еще три недели.

– Войдем внутрь. – Ренцо отпер парадную дверь и пропустил Дарси вперед.

Их шаги гулко стучали в пустом доме, в который завезли еще не всю мебель. Но по крайней мере было тепло, несмотря на прохладную погоду ранней весны. Агент по продаже недвижимости, видно, успел включить отопление, зная, что сегодня владельцы впервые приедут в дом. Дверь закрылась, и Ренцо увидел, что Дарси продолжает недоуменно смотреть на него.

– Ренцо… Почему ты приобрел дом на мое имя? Я не понимаю.

– Потому что тебе нужно иметь собственность со страховым полисом. Чтобы было место, которое можно назвать домом, если…

– Если с браком не получится?

– Вот именно.

Она наконец поняла, потому что побледнела, кивнула, и изумрудные глаза сделались совсем темными, выделяясь на белой коже.

– Видишь ли… я не учел, что трудностей может быть больше, чем я предполагал.

– Ты имеешь в виду мое общество?

– Нет, не твое общество. – И вдруг слова полились потоком. – Я имею в виду то, что чертовки сильно хочу тебя, а ты, как мне кажется, меня не хочешь. Я имею в виду то, что ты недосягаема для меня.

  38