Последние отзывы

  69  

— Итак, это баронесса, — изрек он и, щелкнув пальцами, отпустил сопровождавшего меня солдата.

За письменным столом сидел тощий человек в очках, которому, очевидно, было приказано записывать наш разговор. Мне не предложили сесть, и я продолжала стоять, готовая к тому, что сейчас мне вынесут смертный приговор.

— Баронесса Хостцаль, — сказал офицер, — власти давно ломают голову над тем, что с вами делать.

Он сделал паузу, ожидая, наверное, услышать мои мольбы о пощаде, но я хранила молчание, прямо глядя ему в глаза. Надеюсь, он не заметил, что мои ноги подгибаются от страха, а губы пересохли.

— Ваш муж, — продолжил он, — враг императора, правительства и всего германского народа, мертв. С ним поступили милосердно: он умер естественной смертью, хотя его следовало бы пристрелить как предателя. Было принято решение проявить милосердие и в отношении вас. Мы намерены дать вам шанс послужить своей стране и хотя бы частично компенсировать вред, нанесенный вашим мужем. Вам крупно повезло, баронесса.

Я видела, что мое молчание вызывает у него раздражение.

— Вы согласны? — нетерпеливо спросил он.

— Я не могу ответить на этот вопрос, так как не знаю, что от меня требуется, — заявила я.

Он закурил.

— Я навел о вас справки, — ухмыльнулся он, — и обнаружил, что несколько лет назад вы жили в Англии. Вы хорошо говорите по-английски?

— Да, — призналась я.

— У вас там остались друзья?

— Нет.

Кажется, мой ответ удивил его.

— И в последнее время вы ни с кем не вступали в контакт?

— Ни с кем, — твердо заявила я.

Он нахмурился, затем его лицо прояснилось.

— Как бы то ни было, вы свободно владеете английским. Это очень важно. Вам известны английские обычаи, вы знакомы с английским образом жизни.

Кажется, он ждал от меня каких-то комментариев, но я упорно молчала.

— Отлично, баронесса! — очевидно, он по-своему истолковал мое нежелание говорить. — Тогда слушайте, каков будет приказ. Вам выдадут английский паспорт, и вы немедленно отправитесь в Швейцарию. Вы будете жить там под видом жены англичанина, который сражается во Франции. Изредка вы будете получать письма из различных уголков Франции, Англии или Бельгии и будете пересылать их на определенный адрес. Вы не имеете права с кем-либо обсуждать их содержание. Вы вложите письма в новые конверты, надпишете их и собственноручно отнесете на почту.

До меня не сразу дошло, чего от меня хотят.

— Вы предлагаете мне стать шпионкой! — изумленно выдохнула я.

Офицер улыбнулся:

— Именно этим подрабатывают многие хорошенькие женщины, баронесса.

— Но я не могу, — возразила я. — Я не могу пойти на это. Я не выполню задания. Мою ложь тут же обнаружат, не говоря уже о том…

Я замолчала. Я собиралась сказать «не говоря уже о том, что я не желаю работать на страну, которая убила моего мужа», но у меня не хватило смелости произнести это.

В глазах обоих мужчин я не заметила ни капли жалости. Я знала: если я откажусь, они разделаются со мной так же, как разделались с моим мужем.

Офицер загасил сигарету и встал.

— Итак, — объявил он, — вы предпочитаете оставаться здесь. Вас привлекает жизнь на чердаке? Боюсь, однако, ваше уединение вскоре будет нарушено. Нам понадобится ваш очаровательный домик.

«Тюрьма! — подумала я. — Мне грозит тюрьма!»

Я вспомнила жуткие рассказы о том, что представляют собой немецкие тюрьмы, как там обращаются с заключенными, до какой жестокости могут дойти надзиратели. Я не могла отважиться на это, Фрэнк, у меня не хватило духа.

— Нет, нет, — запротестовала я, чувствуя, как дрожат руки. — Дайте мне время подумать.

— Наша страна воюет, баронесса, — сурово напомнил мне офицер, — и решения нужно принимать немедленно.

Он уже догадался, что я сделала выбор. У меня не было другого выхода. Он вынул из кармана паспорт, выписанный на имя Хельги Марлоу, жены капитана Бэзила Марлоу. В него уже была вклеена моя фотография и внесено описание моей внешности. Он как две капли воды походил на паспорта, которые выдает английское правительство.

В тот же вечер я выехала в Люцерну. Напряжение спало, лишь когда я пересекла границу. Я долго плакала, понимая, что, несмотря на то, что я ненавижу свою родину и своих соотечественников, меня связывают с ними неразрывные нити.

Первое письмо я продержала у себя почти сутки, сгорая от желания разорвать его в клочья. Но я не решилась на это. Страх был сильнее меня. Я прочитала письмо. Оно было зашифровано — они все зашифрованы — и выглядело как заказ на шелк от одной лионской фирмы.

  69