Последние отзывы

  17  

Селеста сделала реверанс и, не оглядываясь, вышла из холла и села в карету.

— Вам понравилось? — спросила Нана, встретив хозяйку. — Его светлость уже произвел какие-то перестановки? Кто еще там был?

Селеста положила накидку на стул и постаралась, как могла, утолить любопытство старой служанки. Ей хотелось поскорее удалиться в свою комнату и остаться одной, но удалось это не сразу.

Нана убрала в шкаф платье, помогла ей переодеться в ночную рубашку, расчесала волосы и заботливо укрыла одеялом, как делала на протяжении уже многих лет.

— Спокойной ночи, дорогая, — сказала она уже от двери. — Поблагодарим Господа за то, что мы с вами смогли остаться здесь. Вы не хуже меня знаете, что больше идти нам некуда. Да и денег у нас слишком мало.

— Ты права, Нана, и я тоже рада, что нам позволили остаться.

— Спокойной ночи, душечка. Не тревожьтесь ни о чем, просто спите. Вот бы и мне так же…

Дверь закрылась, и Селеста наконец осталась одна.

Лежа в темноте, она перебирала последние события, такие тревожные, такие разрушительные. Неужели все это произошло в один день?

Как могло случиться, что Джайлс проиграл в карты родной дом? Как могло случиться, что они с Наной остались в Садовом коттедже только благодаря милости графа Мелтама? Ей не хотелось в это верить.

Впрочем, граф ведь предложил ей другое место.

Но как он мог подумать, что она примет такое предложение? Как мог подумать, что она станет его любовницей ради одного лишь комфорта, потому что ей, как ему кажется, необходимо покровительство?

Снова и снова Селеста задавала себе эти вопросы и не находила ответов.

— Здесь, с Наной, мне бояться нечего, — произнесла она в темноте. — Здесь я в безопасности.

Если только появление в поместье графа Мелтама не угрожает ее нынешнему мирному, безбедному существованию.

Ведь теперь к новому хозяину станут приезжать гости, мужчины, которым, если они найдут коттедж, может быть, тоже захочется поцеловать ее, как уже сделал граф.

Если они узнают, что она здесь одна, их уже не остановишь. И они будут делать с ней то же, что делал с ее матерью какой-то мужчина?

От одной мысли об этом Селеста содрогнулась.

Любовь внушала ей ужас.

Любовь была чем-то настолько безудержным, безрассудным, неподвластным разуму, что женщина забывала о приличиях и достоинстве и могла отбросить все — прошлое, мужа и детей — ради чувства к постороннему, чужому мужчине.

Если так поступила ее мать — женщина, неизменно владевшая собой, уравновешенная и здравомыслящая, — то разве она сама не может при сходных обстоятельствах подпасть под влияние той же силы?

Селеста вздохнула.

Может быть, если бы она любила графа, ей было бы легче согласиться на сделанное им сегодня предложение стать его любовницей в обмен на покровительство и заботу?

И что бы она сделала, если бы он, когда они вошли в убежище, действительно обнял ее и поцеловал, как утром в саду?

Селеста поежилась. Что-то подсказывало ей — случись такое, она снова не нашла бы сил ни закричать, ни оттолкнуть его. И от этого ей стало не по себе.

Поддавшись чарам графа, она приняла поцелуй; в прикосновении его губ было что-то обезоруживающее, до невозможности пленительное.

— Ненавижу любовь! Ненавижу! — повторяла девушка. — Она порочна и зла! Она уничтожает все, во что мы верим!

Но, шепча эти слова со всей искренностью страсти, Селеста ловила себя на том, что думает о вечере в компании графа, о том, как интересно было разговаривать с ним, рассказывать ему историю Роксли и видеть, с каким вниманием он слушает ее.

Селеста никогда еще не обедала наедине с мужчиной и до сего дня не представляла, как легко говорить, когда тебя не окружает шумная, смеющаяся толпа.

Она чувствовала, что хорошо справилась со своей задачей, была остроумна, — даже непонятно, как ей удавалось изъясняться столь красноречиво и изысканно.

Рассказывая о сражениях прошлого, она увлеклась и словно сама оказалась на месте тех беглецов, что дрожали от страха, слыша за тонкой панелью шаги и голоса обыскивающих дом солдат.

— Мама всегда говорила, что у меня живое воображение, — прошептала Селеста.

И тут же мысли свернули в сторону. А что почувствовала мать, когда маркиз Герон впервые поцеловал ее?

Сколько раз они встречались, может быть, в лесу, на границе двух владений, прежде чем он обнял ее?

  17