158 
— Подожди несколько дней. Если на Земле все окажется безнадежно, мы пойдем туда вместе и спасем его. Но ты должна пообещать, что никогда не попытаешься вернуться на эту планету.
— Я не могу этого обещать. Здесь мой дом. Может, мы сумеем вернуться вовремя.
— Не узнаешь, пока не попробуешь. И высока вероятность, что ты умрешь. Тебе стоило уже уйти с другими колонистами. Иди куда-нибудь. Живи, — он начал говорить, но потом остановился, встряхнулся и хрипло произнес: — Мы возьмем с собой Танцора. Вы втроем сможете где-нибудь устроиться и жить.
— Конечно. Чтобы я видела, как умрет Танцор, — здесь и сейчас я могла справиться с состоянием своего парня. Но отправиться с ним в новый, потенциально опасный мир? Начать жить, возможно, даже однажды почувствовать себя в безопасности и завести детей — лишь для того, чтобы потерять его? Боже, почему больше не осталось простых решений?
— Как думаешь, сколько гребаных людей умерло на моих глазах? — его серебристые глаза сверкнули кроваво-красным. — Снова и снова. Именно это ты и делаешь. Ты любишь их, пока они рядом, а когда они уходят, ты скорбишь. Это жизнь. По крайней мере, они какое-то время были рядом.
Я уставилась на него, понимая, что, как Танцор видел лишь часть меня, так и я видела Риодана через фильтр. И теперь я видела его таким, каким не видела никогда раньше. Он любил. Много раз. Сильно. И он бесчисленное количество раз терял. Вот почему он так отчаянно сражался за то, чтобы удержать своих людей вместе. Он был крайне сдержанным, потому что в самом сердце он бескрайне любил, и даже будучи бессмертным, он никогда не выключал эмоции. Я прищурилась, глядя ему в глаза и изумляясь, насколько мы похожи. Он чувствовал столь же отчаянно, как я, и подобно мне, он надевал свою версию Джада-личности. Каждый день он надевал свою маску безупречного бизнесмена, свою холодность, свою расчетливость.
— Знаешь, почему я не убил Ровену?
— Ро? — я покачала головой, не улавливая внезапной смены темы, все еще пребывая в смятении от того, насколько иначе я его видела. Он стал цельной личностью, а не карикатурой на моего злейшего врага. Мужчиной.
Его руки обхватили мою голову, и он силой воли заставил меня закрыть глаза, и это было заклинание внушения, потому что веки опустились без моего разрешения, и он наполнил мою голову видениями, и я смотрела на эти картинки с ужасом, потому что он показывал детство, которое было намного хуже моего. Оно было жестоким, зверским, отчаянным и суровым, и Риодан действительно был когда-то ребенком, чем-то вроде ребенка, и он подвергся такому ужасному насилию, что я не могла поверить в то, что он выжил. Один мужчина сделал с ним все это, и его ненависть к этому мужчине, державшему его на цепи в темной яме, была столь всепоглощающей, что там не осталось места для маленького мальчика.
Но однажды он сбежал. Как и я.
И он поклялся отомстить.
Но мужчина, столь гнусно надругавшийся над ним, был убит раньше, чем Риодану представился шанс, и его лишили его мести.
Он сказал:
— Тридцать два года, три месяца и восемнадцать дней я носил в своем сердце ярость и ненависть ко всем и вся. Тридцать два года я был ходячим мертвецом с единственной эмоцией: ярость. Затем я нашел его. Живым. Меня обманули. Он не умер. Кости, которые я выкопал и сокрушил в пыль, принадлежали не ему. Его друзья защитили его. Солгали. Увезли его прочь.
Другое видение: Риодан убивает мужчину, хорошо выглядящего в свои семьдесят. Сворачивает шею. От жизни до смерти за мгновение.
— И тебе не стало легче, — пробормотала я, потерявшись в каком-то древнем времени.
Он убрал руки с моей головы, и я открыла глаза.
— Ошибаешься. Это изменило весь мир. Как только я убил его, яд внутри меня исчез. Я почувствовал себя невесомым. Свободным. Я родился в тот день. Я нуждался в мести. Я должен был убить его. Прав или не прав, вот таков я. Иногда люди забирают у тебя слишком многое, и ты должна это вернуть.
Я кивнула. Я понимала. Убийство Ро закрыло бы во мне кровоточащую рану, но будучи подростком, я удержала себя от действий по одной-единственной причине: другие ши-видящие отвергли бы меня, а я хотела быть с ними. Когда ты молод, люди не верят, что ты способен трезво мыслить и иметь весомые причины. Мак сошло бы с рук ее убийство, потому что слова взрослых имеют вес. Мои слова веса не имели. Я не ощутила бы ни капли сожаления. Я чувствовала бы себя так, будто усыпила бешеную собаку, и именно так поступают с бешеными собаками. Я не пытала бы ее и не стала бы растягивать это. Я никогда так не делаю. И да, это заставило бы мою злобу испариться. Особенно когда я узнала масштабы ее участия в судьбе моей матери. Я чувствовала бы, что правосудие свершилось.
158 
