156 
Он закрыл глаза и покачал головой.
— Ты выбрала зеркало, которое привело тебя домой.
— Бинго, — утомленно сказала я. — Я сказала, что вернусь за ним. «Жди меня», сказала я. «Не уходи никуда. Если освободишься, не прыгай в другое зеркало, иначе мы никогда друг друга не найдем. Клянусь, я вернусь. Я не позволю тебе потеряться в одиночестве». И он сидел там, смотрел на меня своими большими грустными сиреневыми глазами, по лицу его катились слезы, и он печально сказал: «Я вижу тебя, Йи-йи»[74].
— И ты знала, что если вернешься за ним, — тихо сказал Риодан, — то можешь никогда не найти дорогу домой. Нет ни единого шанса выбрать то же зеркало. И если он освободится, нет гарантии, что он сможет выбрать то же зеркало, что и ты.
— Именно. Моей единственной целью было возвращение в Дублин. Черт подери, я жила этой целью пять гребаных лет! Что, если я вернусь, а он мертв, и я никогда не найду дорогу домой? Что, если он сбежал и ушел — и я вернулась зря? Что, если он даже не стал ждать? Что, если он выбрал другое зеркало? — Что если на самом деле он меня не любил? Я этого не говорила, но подумала. — И что, если он будет ждать вечно, веря, что я приду за ним, и день за днем теряя надежду? Он так много плачет и так глубоко все чувствует. Риодан, я вернулась месяцы назад. Ты знаешь, что это значит? Если он все еще там, он ждет меня десятки лет! Десятки!
Мой голос сорвался, потекли слезы. Я никогда никому не рассказывала об этом, и теперь, когда все это вышло наружу, мое сердце словно разрывалось на части, совсем как в тот день, когда я подобрала из мусорки скомканный Дэни Дейли и осознала ужасающую иронию. Я так ликовала, очутившись в мире с цивилизацией — читай, оружие и крутое вооружение. Но мое ликование погасло, и я сделалась холодной и жесткой как камень. Я не могла справиться. Я не могла преодолеть боль.
Я беззаветно любила Шазама. В наших отношениях не было злоупотреблений или манипуляций. Они были полны радости, доверия и физической привязанности. У меня никогда не было ничего подобного. Я потеряла единственное, что имело для меня значение. Снова. Я всегда теряла вещи. Как и с моей матерью, эрозии просто случались. Я чувствовала столько боли и горя, я просто хотела, чтобы все это прекратилось, и я наконец поняла, почему моя мама пила и кололась. Но я не могла разрешить себе это. Так что я притупила себя известным мне способом. И последние несколько недель я приглушала связанную с Шазамом часть себя, одновременно пытаясь оживить остальные части себя и делать вещи, подобающие супергерою.
Внезапно Риодан очутился в моем личном пространстве. Я ощетинилась и попыталась отстраниться, но он поднял меня со стула и привлек в свои объятия.
Я сорвалась.
Внутри меня взорвалось что-то огромное и жестокое, даже более жестокое, чем давление на ту чертову хрупкую дамбу, которое заставило меня рассказать ему так много, и я атаковала его как дикое животное. Я била кулаками, пиналась, извергала шторм ругательств, обзывая его, обзывая себя, проклиная вселенную за то, что она так дерьмово со мной обошлась. Я ругалась и бранилась. Я схватила свой стул и вдребезги разбила его о колено. Я разломала его кресло и растоптала его в щепки, затем переключилась на его стол, этот дурацкий гребаный стол, за которым не место могущественному мужчине вроде него, и расколола его пополам.
Когда я переключила свою ярость на стены, он встал на моем пути, не давая запустить в них мои кулаки. Я хотела сломанного стекла. Я хотела крови. Я хотела, чтобы болело что-то еще, кроме моего сердца. Я нуждалась в физической боли как в отвлечении.
Я так долго столько всего сдерживала, что больше не могла удержать крышку закрытой. Я налетела на него, и он просто выдержал это, позволяя мне колотить его как какого-то непробиваемого Железного человека, удар за ударом. Ловя мои кулаки руками, иногда просто пропуская удары достаточно смертельные, чтобы остановить сердце человека, и все это время наблюдая за мной яростным, напряженным взглядом.
Моя ярость исчезла так внезапно, что я сдулась, будто лопнувшая шина.
И не осталось ничего, кроме того, что я пыталась избегать все это время — боли.
Я стояла неподвижно, глядя на него сквозь спутавшиеся локоны, выбившиеся из моего хвоста, открыла рот, чтобы извиниться, но наружу вышел лишь долгий, бесконечный вопль.
Он обнял меня, и я утонула в его объятиях.
156 
