Последние отзывы

  30  

Этот вопрос не давал покоя женщинам из века в век, однако Серафина не имела об этом ни малейшего понятия.

Она знала лишь одно: что-то очень ценное, что едва-едва начало зарождаться между ней и ее мужем, куда-то ускользает, а как это «что-то» ухватить, она не знает.

«Может быть, он по-прежнему хочет, чтобы мы оставались друзьями?» — подумала Серафина, однако эта мысль почему-то не улучшила ее настроения.

Единственное, что она ощущала, — это глубокое отчаяние.

Кельвин Уорд, допив кофе и коньяк, встал и вышел из каюты.

Он был полон решимости приложить максимум усилий, чтобы не столкнуться с Авриль Брейтвейт. Будучи уверенным, что она либо в салоне, либо в гостиной для игры в карты, он специально поднялся на верхнюю палубу парохода.

С каждым днем становилось все теплее и теплее, на рассвете они должны были добраться до Александрии.

На небе высыпали звезды, и Кельвин, разгуливая взад-вперед по верхней палубе, любовался звездным небом и радовался тому, что он один и никто ему не мешает.

Остановившись у кормы, он перегнулся через перила и посмотрел вниз на море.

Внезапно он услышал позади шелест шелковой юбки и не оборачиваясь догадался, кто к нему подходит.

— Ты что, прячешься от меня, Кельвин? — послышался голос леди Брейтвейт, в котором прозвучали кокетливые нотки. На мужчин эти ее интонации обычно действовали безотказно.

— Я думал, ты играешь в карты.

— Именно поэтому я была уверена, что обнаружу тебя здесь! — проговорила Авриль Брейтвейт и тихонько рассмеялась.

На Кельвина Уорда пахнуло соблазнительным, экзотическим ароматом ее духов, который он слишком хорошо помнил.

Авриль Брейтвейт была англичанкой, однако один из ее далеких предков был по происхождению русским, и ей нравилось думать, что в чертах ее характера есть что-то от этого загадочного народа.

Одной из отличительных черт этой женщины было то, что ей удавалось привносить дух таинственности и экзотики во все, что бы она ни говорила и ни делала.

Сначала для того, чтобы создать это впечатление, ей требовалось немало усилий.

Однако сейчас это уже вошло у нее в привычку, и мужчины, которые любили ее — а таковых было немало, — находили удовольствие в том, чтобы по ее словам и поведению догадываться о том, что она думает.

— Разве ты не рад меня видеть снова? — спросила она.

— Нет!

— Фу, как грубо!

— Я теперь человек женатый, Авриль.

— И какое мне до этого дело?

— Тебе, может быть, и никакого, а вот для меня это имеет большое значение.

Авриль тихонько рассмеялась:

— Мужчины женятся со времен Адама, и это ровным счетом ничего не меняет.

— У меня медовый месяц.

Она снова рассмеялась:

— Хочешь сказать, что теперь ты верный муж и другие женщины тебя не интересуют? Ни за что не поверю!

Кельвин Уорд выпрямился и взглянул на свою бывшую любовницу.

Она была очень соблазнительна и прекрасно это сознавала.

Хотя вечер выдался несколько прохладным, она сбросила с плеч теплую накидку из горностая, обнажив красивую шею, которая при свете звезд отливала нежной белизной.

Она смотрела на Кельвина Уорда, и в глазах ее, с едва заметной косинкой, и в четко очерченных губах можно было прочесть желание.

— Нам ведь еще так много нужно сказать друг другу, — вкрадчивым, чуть слышным шепотом проговорила она. — Не люблю неоконченных симфоний.

— Нет, Авриль!

Кельвин произнес эти слова твердым, почти грубым тоном.

— Разве ты забыл, что мы значили друг для друга? — не унималась Авриль Брейтвейт. — Неужели забыл ту ночь, когда ты из сада отнес меня на руках в дом и мы вместе испытали такое наслаждение, о котором прежде я даже не подозревала?

Говоря эти полные страсти слова, она придвинулась к Кельвину немного ближе.

— Я сказал нет, Авриль!

— Но почему? Почему? Ты сказал, что теперь человек женатый, но какое это имеет значение? Тебе нужны были деньги, и твоя жена дала их тебе. Все это понятно…

Авриль Брейтвейт перевела дух и продолжила:

— Ты уехал из Индии меньше месяца назад. Уверена, ты не знал эту девчонку раньше, а если вы и были знакомы, она для тебя ничего не значила.

Кельвин Уорд молчал, и тогда Авриль Брейтвейт тихонько прошептала ему на ухо:

— Давай закончим симфонию, Кельвин.

Руки ее обвились вокруг его шеи.

И прежде чем он смог отстраниться, ее мягкое, податливое тело уже прижалось к нему.

  30