Последние отзывы

  107  

Большие ворота, отчищенные от ржавчины, были распахнуты; люстры сверкали в зале, даже нежилые комнаты были освещены, а от дерева к дереву тянулись нити с цветными шариками; шарики висели также над танцевальной площадкой – деревянным настилом, положенным на траву. На террасе двое музыкантов настраивали гитару и арфу. Явился О'Тул; а чех, не сумевший распродать два миллиона пластмассовых соломинок, привел из отеля «Гуарани» жену; неожиданно я увидел, что в толпе незаметно шныряет, время от времени исчезая, как в норку, представитель экспорта-импорта, наш сосед по столу на пароходе, серый и тощий, по-кроличьи дергающий носом. На лужайке дымился и потрескивал бык на гигантском железном вертеле, аромат жарящегося мяса вытеснил благоухание цветущих апельсинов и жасмина.

Воспоминания мои о вечере были очень смутными потому, вероятно, что я еще до обеда приналег на шампанское. Женщин было больше, чем мужчин, что характерно для Парагвая, где мужское население сильно поредело в результате двух жестоких войн, и получилось так, что мне не один раз выпало танцевать или беседовать с красавицей Камиллой. Музыканты играли главным образом польки и галопы, я не умел их танцевать и был поражен, видя, с какой легкостью тетушка и мистер Висконти моментально, прямо-таки по наитию, овладели незнакомыми па. Когда бы я ни посмотрел на танцующих, они всегда были среди них. Камилла, почти не говорившая по-английски, безуспешно пыталась обучить меня танцам, но она делала это единственно из чувства долга, и наука не шла мне впрок.

– Хорошо, что я сегодня не в тюрьме, – сказал я.

– Как?

– Вон тот молодой человек арестовал меня.

– Как?

– Видите – пластырь? Он ударил меня сюда.

Я старался просто поддерживать легкую беседу, но, как только музыка смолкла, Камилла поспешила прочь.

Рядом вдруг возник О'Тул.

– Шикарный прием. Шикарный, ничего не скажешь. Вот бы Люсинда была здесь. Ей бы тоже было интересно. А вон датский посланник – он разговаривает с вашей тетушкой. Только что я видел вашего британского посла. И никарагуанского. Удивляюсь, как мистеру Висконти удалось заполучить к себе весь дипломатический корпус. Дело, наверное, в фамилии – если это его настоящая фамилия. Конечно, в Асунсьоне делать особенно нечего, так что если получаешь приглашение от человека с фамилией Висконти…

– Вы не видели Вордсворта? – спросил я. – Я допускал, что он тоже объявится.

– Он сейчас уже на судне. Отплытие в шесть утра, как только рассветет. Сдается мне, не очень-то он здесь нужен в нынешней ситуации.

– Вы правы.

Гости толпились внизу у ступеней, ведущих на террасу, хлопали в ладоши и кричали: «Bravo!» Я видел на террасе Камиллу, она плясала с бутылкой на голове. Мистер Висконти потянул меня за рукав и сказал:

– Генри, познакомьтесь, пожалуйста, с нашим представителем в Формосе.

Я обернулся и протянул руку человеку с серой кроличьей физиономией.

– Мы вместе плыли на пароходе из Буэнос-Айреса, – напомнил я, но он, естественно, не говорил по-английски.

– Он заведует нашим речным грузооборотом. – Мистер Висконти говорил так, будто речь шла о каком-то крупном законном предприятии. – Вам придется часто видеться. А сейчас пойдемте, я представлю вас начальнику полиции.

Начальник говорил по-английски с американским акцентом. Он сообщил, что учился в Чикаго.

Я сказал:

– У вас красивая дочь.

Он поклонился и ответил:

– У нее красивая мать.

– Ваша дочь пыталась учить меня танцевать, но у меня нет слуха, а с вашими танцами я не знаком.

– Полька и галоп. Наши национальные танцы.

– Названия у них совсем викторианские. – Я хотел сказать приятное, но он вдруг резко отошел.

Угли под быком почернели, а от быка остался только остов. Пир удался на славу. Мы сидели на скамейках в саду, перед нами стояли столы – доски, положенные на козлы, – и мы ходили с тарелками к вертелу. Я заметил, что сидящий рядом со мной тучный человек четыре раза брал себе огромные порции мяса.

– У вас хороший аппетит, – сказал я.

Он ел, как добрый едок с иллюстраций викторианских времен: локти в стороны, голова низко опущена, за ворот засунута салфетка.

– Это пустяки, – отозвался он. – Дома я съедаю восемь кило говядины в день. Мужчине нужна сила.

– А чем вы занимаетесь? – полюбопытствовал я.

– Я начальник таможни. – Он ткнул вилкой вдоль стола, где немного подальше сидела тоненькая бледная девушка, которой, судя по ее виду, не было и восемнадцати. – Моя дочь, – сказал он. – Я ей советую есть больше мяса, но она упряма, как ее матушка.

  107