— Ты сможешь меня когда-нибудь простить, Лилли? — прошептала Надия.
Лилли попыталась улыбнуться:
— Возможно, если ты будешь целый месяц мыть посуду.
— Буду. Два месяца. Нет, три!
— Мне жаль, что с бутиком ничего не вышло. — Джереми неловко провел рукой по своим волосам песочного цвета. — Я по-прежнему считаю, что твои украшения великолепны. Ты просто пока не готова сделать решительный шаг. Может, когда-нибудь…
К горлу Лилли подкатился огромный комок.
— Да, — ответила она, зная, что это ложь. — Когда-нибудь.
Ее соседка по квартире расплакалась, обняла ее и прошептала:
— Спасибо.
Когда Джереми и Надия исчезли в толпе, Лилли услышала у себя за спиной низкий бархатный голос:
— Ты не сказала им обо мне.
Она повернулась:
— Алессандро.
— Я ждал, когда ты им отомстишь. — Подойдя ближе, он протянул ей бокал с шампанским. — Почему ты ничего им не сказала?
— Потому что Джереми был прав. Я никогда по-настоящему его не хотела. — Взяв у него бокал, она мягко добавила: — Если мне не хватает духу осуществить свою мечту, я не должна злиться на людей, которым это удается.
— Ты могла бы заставить их страдать, — произнес он с нескрываемым изумлением. — Не понимаю, почему ты этого не сделала.
— Я сама не понимаю, — прошептала Лилли.
Запрокинув голову, она залпом выпила бокал шампанского, закрыла глаза и стала ждать, когда алкоголь достигнет мозга и заставит ее забыть о том, что она панически боится рисковать.
Какой был смысл избегать риска, если в конце концов она все равно все потеряла?
— Ты плачешь?
Она вытерла уголки глаз:
— Нет.
— Я видел, как он на тебя смотрел. Если он тебе нужен, он все еще может быть твоим.
Лилли вспомнила, как Джереми обнимал Надию за талию. Она не сомневалась, что их влечет друг к другу. Ее саму физически никогда не тянуло к Джереми. Она не осознавала этого до того момента, пока Алессандро своими прикосновениями не разжег в ней огонь желания.
Она покачала головой:
— Я желаю им всего наилучшего.
Он поправил ей волосы.
— Ты такая милая. Неожиданно ее пронзила боль. Еще один мужчина сказал, что она милая. Совершенно очевидно, что он имел в виду «нерешительная», «трусливая», «размазня». Неудивительно, что он называет ее мышонком.
Открыв глаза, она посмотрела на свое откровенное платье и туфли.
— Вы считаете меня трусихой?
— О чем ты говоришь? — Забрав у нее пустой бокал, он дал ей свой полный: — Вот. Выпей это.
Она посмотрела на него глазами полными непролитых слез:
— Простите. Мне не следовало говорить вам всего этого. Вы, должно быть, думаете…
— Я ничего не думаю, — ответил Алессандро, пронзив ее взглядом. — Не извиняйся передо мной за то, что поделилась со мной своими мыслями. Ты не можешь делать мне больно. Нас ничто не связывает, поэтому ты ничем не рискуешь.
— Вы тоже очень милы.
Алессандро фыркнул, затем покачал головой и улыбнулся:
— Меня никогда прежде в этом не обвиняли. Теперь пей.
Лилли послушно сделала глоток.
— Вкусно, правда? — спросил он. — Я купил у одного бразильца винный завод. Он обошелся мне в целое состояние. — Его рот искривился. — Но это приобретение доставило мне огромное удовольствие, потому что я таким образом разозлил своего злейшего врага.
— Виноградники Сент-Рафаэля, — сказала она.
— Значит, ты слышала? — Он довольно улыбнулся: — Когда-то они принадлежали графу Кастельнау. Теперь они мои.
— Здорово, — пробормотала Лилли, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
Она слышала, что Тео, ее кузен и бывший работодатель, пришел в ярость, когда, продав эти виноградники по дешевке какому-то бразильцу, узнал затем их подлинную стоимость. Какая типичная ситуация. Люди гоняются за тем, что им не нужно, вместо того чтобы наслаждаться тем, что у них есть.
Последние пять лет двое мужчин постоянно перебивали друг у друга покупки. Все началось с того, что Тео купил небольшую итальянскую фирму, которая была нужна Алессандро. Если принц узнает, что Тео ее кузен, он никогда не поверит в то, что она не занимается корпоративным шпионажем. Особенно после того, как застукал ее одну вечером в своем кабинете.
У нее задрожали колени. Она пошатнулась, и Алессандро поддержал ее.
— Ты в порядке? — В его голосе слышалось искреннее беспокойство. — Шампанское подействовало?