— Ну, куда теперь?
Считавшаяся старшей в нашей компании баба Нюра важно объявила:
— Да никуда больше. Мы счас по делам побежим, а ты нас здесь подожди. Чтобы не скучать, можешь в кафе зайти или в магазин. Мы скоро. — И бабульки разлетелись кто куда. И слово «разлетелись» отнюдь не художественный оборот. Они и впрямь, как молодые, двигались шустро, почти не сгибаясь под тяжестью своих немаленьких лет. Уж очень им хотелось выглядеть достойно.
Мне стало слегка досадно, что со мной обращаются как со штатным извозчиком, но вскоре я рассмеялась, глядя на горделивую осанку бабы Маруси, заговорившую подле школы с какой-то опрятно одетой женщиной, похожей на сельскую учительницу. При этом она таким небрежно-королевским жестом указала на мою машину, что мне стало ясно: бабулька хвастает перед знакомыми своим царским житьем.
Из конторы снова выбежал коренастый мужчина, заставив меня испугано сжаться. Пожалуй, я переоценила свои слабые силы. Одно дело встречаться с Семеном на своей территории, и совершенно другое — на его. Что он подумает, увидев меня здесь? Не решит ли, что я приехала с единственной целью — увидеть его?
Это было на редкость глупо, ведь я прекрасно знала, что здесь его быть не должно. Но тут же мрачно посмеялась над своей нелепой уверенностью. Почему это не должно? Можно подумать, это не его контора. Вполне может возникнуть какая-нибудь нелепая случайность, и мы встретимся.
Под влиянием этих панических мыслей я вышла из машины, на всякий случай включила сигнализацию и отправилась в магазин, скромно примостившийся неподалеку от помпезной конторы.
Здание магазина было вполне современным, но не диссонировало с важным собратом. Архитектор, спроектировавший его, явно учел неординарность соседней постройки. Вытянутое, немного даже приземистое, со стилизованными под готику окнами, оно казалось органичным продолжением конторы.
Внутри тоже было неплохо — лепные потолки, посредине зала изящные колонны с коринфскими капителями были больше свойственны какому-нибудь австрийскому городку, чем среднерусскому селу.
Но что касалось обслуживания, то здесь всё было по старинке — прилавки, за ними — пара скучающих продавщиц. Завидев меня, они оживились, и я поняла, что разговоры о таинственной художнице, поселившейся в Зажимках, здесь звучали не раз. Хорошо еще, что местный участковый не сподобился навестить меня с проверкой паспортного режима. Что бы я ему сказала про отсутствующий паспорт? Что у меня его забрал похитивший меня любовник? В подобных патриархальных деревнях это звучит как бред сумасшедшего.
К удовольствию и практической выгоде продавщиц, мне подошли удобные сандалетки Нижегородской обувной фабрики, и я, тут же выбросив старые неудобные туфли на высоком каблуке, в обновке вышла на улицу.
У моей машины околачивались рассматривающие ее пацаны лет двенадцати-четырнадцати. Мое внимание привлек громкий окрик «Андреев, ты идешь с нами?». Крепко сбитый паренек, вовсе не похожий на Семена, хмуро ответил:
— Нет, мне мать велела быть дома, ей пора на работу.
Мне стало любопытно, где это работа начинается в три часа дня, и я невольно припомнила слова моих информаторш о том, что жена Семена работает заведующей клубом. А у завклуба смена может начинаться и позже — ведь массовые мероприятия наверняка кончаются и заполночь.
Внимательнее всмотрелась в паренька. Он был симпатичным, с упрямым выражением лица, с темными волосами и глазами. От Семена у него не было ничего. Хотя он мог пойти и в мать.
У меня сжалось сердце. Одно дело — знать о существующих где-то там детях, и совсем другое — видеть их в натуре.
Из-за высокой пятистенки с крепким крыльцом и рябиной в палисаднике выбежала девочка лет шести и устремилась к мальчишке с криком:
— Васька, давай пойдем на Волгу!
Крепко взяв ее за руку, он степенно возразил:
— Нет, мать заругает. Дома дел полно.
Малышка нахмурилась и даже топнула пухленькой ножкой.
— Ну и что! Папа же разрешает!
Паренек кривовато усмехнулся.
— Зато мать запрещает.
— Я папе скажу, и он разрешит! Мы же не будем купаться, просто поиграем на берегу.
— Он-то разрешит, а мать запретит. Она-то всегда дома, а отца ты дома видишь?
Она отрицательно покачала головой и скривила губы, собираясь заплакать. Взяв сестру за руку, брат повел ее в дом, успокаивающе приговаривая: