Глава 17

По широкому, но изрядно разбитому шоссе Сухуми – Самтредиа мчал на полной скорости в сторону абхазской столицы джип «Чероки». Обгонять было некого, да и навстречу никто не попадался, движение на оживленной когда-то трассе практически прекратилось: слишком большим дефицитом стал в Абхазии бензин. Это когда-то здесь не протолкнуться было...

Могучая черная машина той модели, которую российские автомобилисты прозвали «сараем на колесах», с ревом подскакивала на выбоинах в асфальте. Номера у «Джипа—Чероки» были сухумские. Солнце, висящее над близкими горами, весело бликовало на тонированных стеклах машины. Джип отличался изрядной «навороченностью»: помимо двух ведущих мостов еще и усовершенствованная подвеска, автоматическая коробка передач, форсированный мотор... Плюс всякие мелочи вроде мини-кондиционера, так что в салоне летней абхазской жары не чувствовалось.

На водительском месте, положив сильные руки на руль, сидел Хайдарбек Усманов. Его жесткое волевое лицо выражало сейчас злость и усталость, густые брови были нахмурены так, что сошлись к переносице. Одет Усманов типично для этих мест: в пятнистый камуфляжный комбинезон без знаков различия. На поясе комбинезона, совершенно открыто висит расстегнутая кобура, из которой торчит рукоятка револьвера сорок пятого калибра, «кольт-питон». Хайдарбек Мадиевич Усманов, широко известный в узких кругах как Мюрид, вообще предпочитал именно револьверы, полагая, что в ближнем бою это самое надежное и убойное оружие.

На переднем сиденье рядом с Усмановым расположился хозяин навороченного джипа, Айас Саидович Речуа, шеф абхазской тайной полиции. Его полная физиономия, увенчанная бериевским пенсне, тоже особого восторга не выражала, скорее уж тоскливую обиду. Нечему было радоваться, поездка решительно не клеилась.

Государственные интересы – вещь, конечно, первостепенной важности, задания, полученные в самом высоком кабинете, нужно исполнять. Однако, политика политикой, а про собственный карман ведь тоже забывать не стоит, разве не так? Вот сейчас Айас Саидович как раз и проявлял заботу о собственном, горячо любимом кармане. Он объезжал прибрежные санатории, кемпинги и дома отдыха, собирая привычную дань с их администрации. Поборы стыдливо именовались «добровольными взносами в пользу правоохранительных структур Республики Абхазия». Кстати, любопытный образчик фразы, в которой что ни слово, то вранье.

Вот только на этот раз обычно полноводная, весело журчащая речка валюты, текшая в упомянутый карман Речуа, превратилась в чуть заметный пересыхающий ручеек. Словом, куда бы он ни приезжал, повторялась история с «Жемчужиной»: директора и прочие административные работники смотрели на Айаса Саидовича честными глазами со слезой и ныли: «Нет денег... Совсем нет денег! И неизвестно, будут ли!» Даже присутствие грозного Мюрида, о котором все побережье было наслышано, не помогало.

Как же так?! Ведь уже больше половины золотого курортного сезона прошло! Если дела в ближайшее время резко не улучшатся, можно и вовсе без штанов остаться!

Сейчас, подпрыгивая на пассажирском сиденье своей машины, Айас Саидович темпераментно делился с угрюмо молчащим Усмановым своими соображениями. Речуа говорил по-русски. Нет, Усманов неплохо знал абхазский язык, но не употреблял его принципиально: Мюрид весьма презрительно относился к абхазам, и Айас Саидович был в курсе этого.

Причина такого отношения крылась в том, что грузин Хайдарбек Усманов вообще за людей не считал, любил цитировать строчку из «Демона» Лермонтова: «... бежали робкие грузины...». Мюрид был довольно начитанным и неплохо образованным человеком, а к Лермонтову относился с величайшим уважением, считая его образцом спецназовца и таким врагом, о котором может только мечтать настоящий мужчина.

Вот то-то и оно, что «робкие»! Чего ж абхазы упустили в девяносто третьем свой шанс? Почему остановились на половине пути? Грузины драпали, как зайцы, и надо было, вцепившись в их спины, идти через перевалы, захватывая Западную Грузию. И уже там устраивать кровавую баню, продолжая то, что так хорошо начиналось здесь. Будь в его, Усманова, распоряжении те силы, которые были тогда у сухумских политиков, он так бы и поступил. Международное сообщество? Слопали бы и не подавились, а у России в ту пору уже не было официального повода вмешиваться. Или еще не было, это как посмотреть, речь о миротворческом контингенте зашла в ООН чуть позже.

  50