Его утешало только одно соображение: не он один оказался стреноженным ситуацией. Бен Тирни тоже никуда не мог уйти.
– Прошу прощения. Шеф? – Харрис, молодой коп, с которым они познакомились утром на турбазе, просунул голову за матерчатую перегородку.
– В чем дело?
– Дежурный только что связался со мной по рации. Мистер и миссис Ганн прибыли в участок.
– Черт, – прошипел Бертон. – Только их мне не хватало. Передай дежурному… кто там сейчас… Передай ему, чтоб сказал им, что я в больнице и чтобы шли домой. А я вернусь в участок и приму их, как только смогу.
– Он уже пытался, – возразил Харрис. – Они с места не сдвинулись. Потому что они не с вами хотят увидеться и поговорить, а… – он кивнул в направлении Бегли. – Они хотят знать, правда ли, что Бен Тирни – это Синий.
Тут Бегли пришел в ярость. Он сумел удержаться от крика, но его голос завибрировал от бешенства.
– Надеюсь, это шутка.
– Нет, сэр.
Бегли надвинулся на молодого полицейского.
– Кто им сказал? Кто им сказал, что мы интересуемся Беном Тирни? Если это вы им сказали, офицер Харрис, я пришпилю вам ваш жетон на головку члена и запаяю.
– Это не я! Клянусь! Это был Гас Элмер. Старик с турбазы.
– Мы ему велели никому не рассказывать о нашем расследовании, – напомнил Филин.
– Я думаю, он не хотел, – пояснил Харрис. – Он не говорил напрямую с мистером и миссис Ганн. Он позвонил своей кузине проверить, как она пережидает бурю: у нее дымоход плохо тянет. И у него как-то нечаянно вырвалось.
– Нечаянно вырвалось?
Рык Бегли заставил даже Хокинса очнуться от наркотического забытья: он громко застонал. Харрис опасливо попятился.
– Его кузина обычно гладит белье для миссис Ганн, – виновато продолжил он свои объяснения. – Я думаю, она решила, что это ее долг – их известить, понимаете? – Он дрогнул и замолчал под убийственным взглядом Бегли.
– Для кого еще кузина мистера Элмера гладит белье? – Его сарказм не дошел до Харриса. Пока молодой коп всерьез обдумывал свой ответ, Бегли повернулся к Датчу Бертону. – Я хотел бы воспользоваться вашим кабинетом для беседы с супругами Ганн.
– Прекрасно, но я тоже еду.
– А как же ваше лицо?
– Ничего, есть у меня одна мазь, намажу.
Они один за другим вышли из смотровой. Проходя мимо, Бегли бросил взгляд на лежащего в постели Кэла Хокинса. Весь утыканный внутривенными иголками, он снова впал в забытье. Бегли не испытывал к нему ни малейшей жалости, хотя и защищал его перед Бертоном.
Как только они забрались в машину и тронулись, Филин заговорил:
– Я думал, вы так и так хотели поговорить с Ганнами, сэр.
– Я собирался нанести им визит, как только мы покинем больницу.
– Тогда почему вы так расстроились?
– Я собирался их запугать, чтоб поняли, как важно держать наше расследование в секрете. Нам нужно взять Тирни под охрану, пока местные не прознали, что мы его разыскиваем.
– Вы же видите, как быстро распространяются сплетни.
– Вот то-то и оно, Филин. Если мы не доберемся до Тирни в самом скором времени, боюсь, целая шайка местных обормотов под предводительством шефа полиции возьмет дело в свои руки. Они его уже приговорили, для них он Синий. В таких случаях праведный гнев всегда берет верх над законом. Эти славные местные парни, защищая своих женщин, могут прибегнуть к неписаному закону гор. Если они доберутся до Тирни раньше нас, он покойник. Ему крупно повезет, если ему зачитают права, прежде чем утопят в собственной крови. А уж газеты натешатся от души. Разнесут весть от Род-Айленда до Калифорнии. Фанатики по контролю над оружием накинутся на это дело. У нас на руках, Филин, останется такая хрень, что мало не покажется.
– А также множество вопросов.
– Вот именно. Например: где закопаны пять тел?
Несколько минут они ехали в молчании. Потом заговорил Филин:
– Вы опасаетесь, как бы они не устроили охоту на Тирни, думая, что он Синий. А если он не Синий?
Бегли нахмурился.
– Этого я тоже опасаюсь.
20
Занавески на всех окнах были задернуты, чтобы хоть в малой степени удержать тепло. Когда свет погас, спальня погрузилась в темноту.
– Это было неизбежно, – сказал Тирни.
Лилли выждала несколько секунд, давая глазам привыкнуть, потом подошла к окну и отодвинула одну из штор. Сгущающиеся за окном преждевременные сумерки дали Тирни новый довод в споре.