79 
– Без тебя обойдусь.
– У тебя лицо посерело. Я мог пересчитать каждый твой вздох, пока ты была в гостиной. Ты еле держишься.
– Это ты меня держишь! – На этот раз, когда она дернула руку, он отпустил запястье. Ей пришлось сделать несколько громких свистящих вздохов. – Есть будешь? – спросила она, протягивая ему последнее печенье.
– Буду.
На этот раз, вместо того чтобы вложить крекер ему в руку, Лилли поднесла его ко рту Тирни.
– Не вздумай меня укусить.
Он бросил на нее оскорбленный взгляд, вытянул шею и схватил печенье зубами. Лилли тут же отдернула руку. Тирни зубами вобрал крекер в рот. Она забрала пустую кружку и тарелку и направилась в гостиную.
– Если не хочешь меня отпустить, по крайней мере, переведи меня туда, чтоб я мог за тобой присматривать.
– Нет.
– Если я буду там, ты тоже сможешь за мной присматривать.
– Я сказала: нет.
– Лилли.
– Нет!
– Ты мне так и не сказала, как Датч объясняет появление ленты. Что она значит для Синего?
Лилли заколебалась, но после некоторого размышления ответила:
– Датч говорит, что Синий использует ленту как символ своего успеха и как вызов властям.
– Я согласен. И это, пожалуй, единственное, в чем я когда-нибудь соглашусь с Датчем. У меня есть множество причин считать его дураком, и одна из них в том, что вчера он оставил тебя здесь, на этой горе, хотя знал, что буря вот-вот разразится. О чем он только думал?
– Это была не только его вина. Я сама попросила его уехать раньше меня.
– Почему?
– Я не собираюсь рассказывать тебе о своих отношениях с Датчем.
Тирни долго смотрел на нее молча.
– За это я тебя уважаю, – сказал он наконец. – Честное слово, уважаю. Я бы тоже не хотел, чтобы ты говорила с ним о нас.
– Никаких нас нет, Тирни.
– Это неправда. Полнейшая неправда, и ты сама это знаешь. Пока ты не вбила себе в голову, что я извращенец, мы были уже на полпути к тому, чтобы стать нами.
– Не придавай слишком большого значения одному поцелую.
– При обычных обстоятельствах я бы не стал, – возразил Тирни. – Но то был не обычный поцелуй.
Лилли знала, что надо немедленно уйти от него. Заткнуть уши. Не смотреть ему в глаза. Но они приковали ее к месту. Словно заворожили.
– Можешь спорить сколько хочешь, Лилли, но ты прекрасно знаешь, что я говорю правду. Это началось не вчера вечером. Это продолжается с той самой минуты, как ты вошла в тот автобус. С тех пор каждую секунду каждого дня я хотел тебя.
Лилли заставила себя не слышать того зова, который все громче звучал в ней.
– Вот так ты это делаешь?
– Что?
– Заговариваешь зубы женщинам, чтобы шли с тобой, не пикнув?
– Ты думаешь, я тебе зубы заговариваю?
– Да.
– Чтобы ты потеряла бдительность, сняла с меня наручники, после чего я… что? Изнасилую тебя? Убью?
– Что-то в этом роде.
– Тогда объясни, почему вчера вечером я ограничился одним поцелуем.
Он пытливо заглядывал ей прямо в глаза, ожидая ответа. Ответа так и не последовало.
В конце концов он сказал:
– Я остановился, потому что не хотел пользоваться ситуацией. Мы попали в опасное положение. Мы отрезаны от мира. Мы говорили об Эми. Ты была эмоционально ранима, уязвима. Ты нуждалась в утешении. Тебе нужна была нежность. И это еще не все. Мы изголодались друг по другу. Если бы мы продолжали целоваться… Я знаю, к чему это могло бы привести. И еще я знаю, что позже ты могла бы пожалеть, передумать, а главное, усомниться в моих мотивах. Я не хотел, чтобы впоследствии ты испытывала какое бы то ни было разочарование, Лилли. Только по этой причине я не залез к тебе в постель.
Казалось, он говорит искренне.
– Это было великое самопожертвование. Святой Тирни.
– Вовсе нет. – Его глаза пронизывали ее, как два острых синих луча. – Если бы ты сама меня позвала, я трахнул бы тебя, не раздумывая ни минуты.
Его слова заставили Лилли резко втянуть в себя воздух, и ее легкие отозвались болезненным хрипом.
– Браво, Тирни, у тебя отлично получается. – Ее голос дрожал и прерывался, причем отнюдь не только от астмы. – То романтичный, то эротичный. Ты всегда находишь верные слова.
– Сними наручники, Лилли, – прошептал он.
– Пошел ты к черту!
Вчера ее жизнь зависела от доверия к нему.
Сегодня – от недоверия.
18
– Какого черта, Уэс?
79 
