... 
59 
Тело Аурокса оцепенело. Он даже вдохнуть был не в состоянии. Он чувствовал, будто Танатос только что его выпотрошила. Ему хотелось закричать: Это не правда! ЭТО НЕ ПРАВДА! Но ее слова продолжали колотить его, точно дубиной.
— Зои, Дэмьен, Шони, Эрин, Стиви Рей, Дарий, Старк, Рефаим и я! — Выкрикивала она каждое имя. — Мы были свидетелями черных дел Неферет. Дракон Ланкфорд погиб ради того, чтобы наше свидетельство могло быть обнародовано. Теперь мы должны подхватить битву, что сразила нашего Фехтовальщика. Калона, я была рада услышать твое признание. Ты пытался узурпировать власть Эреба, хоть только и на земле. Для Высшего совета очевидно, что ты был подстрекаем кознями Неферет. Я принимаю тебя как Воина Смерти и защитника школы, но тебе не обязательно возглавлять воинов, которые присягали как его сыновья. Это стало бы неуважением к Богине, и к ее Супругу также.
Аурокс увидел, как глаза Бессмертного мгновенно вспыхнули гневом, но тот склонил перед Танатос голову и прижал кулак к сердцу, прежде чем сказать: «Быть по сему, Верховная жрица!» Затем он отступил к краю круга, и каждый из стоящих рядом сделал крохотный, но заметный шажок в сторону.
Танатос позвала Шони — призвать огонь и поджечь погребальный костер. Когда столп пламени поглотил погребальное ложе Дракона Ланкфорда, Аурокс свалился с дерева и, никем не замеченный, побрел обратно к разрушенному дубу. Растворившись под землей, он в одиночестве выплакивал изорванной земле отчаяние и ненависть к самому себе.
Тринадцатая глава
Зои.
— Зет, все хорошо? — тихонько на ушко спросил Старк, когда я с моим кругом собрались перед входом в фойе школы. Танатос попросила нас подождать, пока она не закончит говорить с профессорами и Воинами, а затем присоединится к нам на пресс-конференции.
— Мне грустно из-за Дракона, — прошептала я ему в ответ.
— Я не об этом, — его голос был таким тихим, что только я одна могла слышать его. — Я имел в виду, все ли в порядке с камнем? Я видел, как ты касалась его во время похорон.
— Мне показалось, что я ненадолго ощутила жар от него, но затем все исчезло. Возможно, это из-за того, что мы стояли слишком близко от погребального костра. Кстати говоря…, — я повысила голос и сказала Шони: — отличная работа с огнем для похорон Дракона. Я знаю, как это не легко сохранять огонь погребального костра, но ты помогла. Ты помогла пройти через это быстрее.
— Спасибо. Ага, мы уже все устали от похорон. По крайнем мере, до этого мы увидели, как Дракон вошел в Потусторонний мир, но видеть кошек на погребальном костре рядом с ним было вдвойне печально. — Она вытерла глаза, и я удивилась, как она (или кто-нибудь другой) могла рыдать и при этом оставаться красивой. — На самом деле, это напомнило мне, — продолжила Шони, поворачиваясь лицом к Эрин, которая стояла в конце группы, глазея на ребят, стоящих у костра, как будто искала кого-то. — Эрин, ты не против, если я перенесу лоток и другие вещи Вельзевула в свою комнату? Он спит там уже много дней.
Эрин посмотрела на Шони, пожала плечами и сказала:
— Ага, как хочешь. Все равно лоток воняет дерьмом.
— Эрин, кошкам не нравится пользоваться грязным лотком. Тебе нужно чистить его каждый день, — хмурясь сообщил ей Дэмьен.
Эрин саркастически хмыкнула.
— Уже нет. — Затем она отвернулась и стала снова разглядывать рябят.
Я заметила, что она не плакала. Я задумалась об этом и поняла, что она не проронила ни единой слезинки за все время похорон. Сперва разлад между Близняшками, казалось, больше беспокоил Шони, но со временем я стала замечать, что Эрин не была похожа на себя. Хотя, я предполагала, что это нормально, так как быть похожей на себя означало быть похожей на Шони, которая теперь вела себя более зрело и вежливо. В уме я сделала себе памятку найти время и поговорить с Эрин, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке.
— Черт, хотела бы я, чтобы Танатос не давала Рефаиму распоряжения ждать в автобусе с другими ребятами. Он очень сильно расстроился на похоронах. Ненавижу, оставлять его таким, — сказала Стиви Рей, подходя ко мне.
— Он не один. Он с другими красными недолетками. Я видела, как они шли к автобусу. Крамиша разговаривала с ним о поэзии, как способе выражения эмоций.
— Крамиша заболтает птенчика своей поэтической чепухой. Бла… бла… рифмованный ямб бла, — вставила Афродита. — К тому же, даже тебе необходимо понять, что позволить человеческой общественности узнать о его небольших «птичьих проблемах», — она изобразила кавычки в воздухе, — не очень хорошая идея.
59 
