очень нудно 
128 
Что произошло потом? - Моё сердце выпрыгивало из груди.
Из меня вырвался годами накапливаемый гнев, и я... принялся его избивать. Снова и снова. Он отступил к началу лестницы, неуверенно там покачиваясь. Наши взгляды встретились. Никогда не забуду странное чувство в тот момент: я точно знал, что с моей матерью именно так всё и было. Он избил её так, что она скатилась с лестницы. Но что более странно, он... он заметил, что я всё понял. И он... ухмыльнувшись окровавленной ухмылкой, произнёс:
Когда вырастешь - станешь таким же, как я. Будешь смотреть в зеркало - и видеть моё лицо.
Эта мысль была настолько кошмарна, что я занёс свой кулак, понимая, что он упадёт, и надеясь, что разобьётся насмерть. На первом этаже он об стену сломал себе шею.
Севастьян снова скользнул по мне взглядом.
Я здесь. Что ты сделал потом?
Я знал, что сяду в тюрьму за убийство. Так что накрыл его тело и сходил за братьями. Потом собрал все деньги, что смог найти, и убежал. Средств хватило, чтобы добраться до Санкт-Петербурга и затеряться среди других беспризорников.
И как скоро тебя обнаружил Пахан?
Через полтора года. Достаточно для того, чтобы принять Пахана за извращенца, когда он пригласил меня к себе. Достаточно для того, чтобы оказаться сбитым с толку, поняв, что он хороший человек.
Как же ты выживал там?
Севастьян потер татуировку на пальце. Я вспомнила, что она означала воровство.
Я воровал. Но со временем это становилось всё сложнее - я подрос и уже не мог с такой лёгкостью затеряться в толпе. Порой меня ловили, - его голос надломился, - если связаться не с той крышей и не суметь вырваться... то всё будет кончено.
На него нападали другие банды?
Твой отец тебе рассказал, как впервые меня увидел. Но я никогда ему не признавался, что победа в тех поединках не всегда была на моей стороне. Если я проигрывал... - он взглянул на свои кулаки - ...то проигрывал по-крупному.
О, Боже, нет-нет-нет. Я читала, как в Штатах преследовали беглецов, от этих описаний волосы дыбом вставали; что же те люди творили с Севастьяном в детстве?
Он поднял глаза.
Ты понимаешь, что я имею в виду?
Стыд больнее...?
Но стыдиться ему нечего! Разве он этого не понимает? Может, за один вечер я и не
исправлю двадцать лет его заблуждений, но, в конечном итоге, я смогу его убедить.
Его глаза снова затуманились. Он опять переживал те мучения? Я этого не желала, я лишь хотела его утешить.
Он глухо повторил:
Проигрывал по-крупному.
Расскажешь?
Он закрыл глаза.
Непременно. Но не сегодня. Не спрашивай меня об этом сейчас. - Его глаза распахнулись. - Ты ведь не уйдёшь?
Моё сердце дрожало, рассыпаясь на кусочки.
Не уйду, - заверила я его. Легко же мне было требовать равной открытости нашего прошлого, когда в моём не было ничего шокирующего или даже просто примечательного. Я хотела, чтобы мы были равны, но о нашем прошлом такого сказать было нельзя. - Расскажи, что стало с твоими братьями?
С явным облегчением уйдя от предыдущей темы, Севастьян сказал:
Родственников у нас не было, так что они оставались в усадьбе, пока не явились соцработники, чтобы организовать их дальнейшее воспитание. Я оставался в стороне, опасаясь уголовного преследования, а также потому, что с каждым годом становился всё больше похож на своего отца. Я хотел избавить их от своего вида. И только много лет спустя я узнал, как Максим убедил власти, что они вдвоём с Дмитрием видели, как отец, напившись, упал с лестницы, и что их старший брат пропал без вести, потому что обезумел от горя. Даже тогда никто не мог превзойти Максима в изобретательности.
В голосе Севастьяна сквозила братская любовь, что было странно, если вспомнить, как холодно он с ним обращался.
Я думал, что избавил братьев от тирана, что они стали свободными. По крайней мере, это было моей заслугой. - Он схватился за лоб - Но всего несколько дней назад Максим признался, что опекуны, воспитывавшие их с Дмитрием, были... даже хуже отца.
Что произошло? - спросила я, но уже догадалась. Над братьями издевались так же, как и над Севастьяном - словно это была их судьба, несмотря ни на что.
Об этом я говорить не буду, это не мои тайны.
Я вспомнила день, когда мы ездили в музей, тот момент, когда он вернулся домой. Ничего не сказав, он обнял меня, словно я была его единственным спасательным кругом. Неужели именно тогда он узнал обо всём от Максима?
128 
