Последние отзывы

  24  

Она увидела, как изменился взгляд Алессандро. Доселе безмятежный, ироничный, насмешливый, он внезапно потемнел. Синие глаза стали почти черными, и в них зажглось чувство, к сожалению хорошо Джуди известное. Страсть.

О боже… Тонкий шелк ее кремовой блузки словно растворился в воде, а бюстгальтер Джуди носила редко. Короче говоря, сегодня она его не надела.

Перед Алессандро Кастельфранко стояла совершенно мокрая женщина с практически обнаженной грудью. Более того, она еще и подняла кверху руки, отчего грудь приобрела совершенно сногсшибательную форму, по раскрасневшемуся лицу катились дождевые капли, и Джуди машинально слизывала их языком. Если это не соблазнение в чистом виде — то как же тогда должно выглядеть соблазнение?

Эта мысль одновременно пришла в голову обоим, только у Джуди она вызвала панику, а у Алессандро — приступ плохо контролируемой ярости. Джуди потеряла всякую способность сопротивляться, а Алессандро потерял всякую возможность мыслить хладнокровно.

С глухим ревом мужчина сгреб женщину в охапку и затолкал в машину. Перепуганный шофер по собственному почину нажал кнопку—и уже через секунду тонированная и звуконепроницаемая перегородка отделила его от странной пары. Судя по тому, что он все-таки успел увидеть, до отеля ему удастся довести только два трупа. Два растерзанных тела.

***

Его губы были везде. Его руки были везде. Тяжесть его тела оглушала и одновременно делала ее невесомой. Она так хорошо ее помнила, оказывается…

Если Трои еще раз спросит, целовались ли они с Кастельфранко, она с чистой совестью скажет «нет». Потому что ЭТО — не поцелуи. Это — битва. Это — завоевание. Это попытка отобрать у нее возможность дышать. И ее сопротивление.

Никто никогда не задумывался над вопросом: можно ли двум людям, обнявшись, кататься по заднему сиденью обычного нью-йоркского такси, не испытывая при этом никаких неудобств. Оказывается — можно.

Алессандро, к примеру, вовсе не знал, что они в такси. Его это не интересовало. Все, что занимало его мысли и чувства, — это гибкое тело, память о котором жила на кончиках пальцев, где-то под кожей, на губах и на языке, в спинном мозге…

Это — рыжие мокрые волосы, пахнущие мятой и ландышем.

Это — руки, тонкие и нежные, сильные и бесстрашные, скользящие по его груди, обвивающие его шею, упирающиеся ему в грудь.

Это — Джуди. Его Солнышко. Рыжая белочка, девочка, принцесса, единственная женщина, которую он любил, лживая сука, дрянь, шлюха…

Джуди про такси тоже не особенно задумывалась. Она, словно Алиса, падала в какую-то бездонную пропасть и нисколько не боялась… Потому что пальцы ее чувствовали каменную твердость знакомых плеч и рук, потому что умирать от счастья не больно и весело, потому что ты не изменился, я не изменилась и все осталось по-прежнему, а никакой разлуки не было вовсе. И мы с тобой — одно, потому что меня нет без тебя, я ни к чему без тебя, и ты это знаешь. И то, что я люблю тебя, тоже знаешь, и спорить с этим вовсе не надо, надо только пить, пить твое дыхание, твои поцелуи, растворяться в твоей силе, умирать от счастья…

Она вывернулась из его рук и метнулась в угол машины. Мокрые волосы лезли в глаза, растерзанная блузка уже вообще ни на что не годилась. Джуди подтянула коленки к груди и мертвым, придушенным голосом сказала то, что не произносила уже восемь лет.

—  За что ты меня предал?..

Алессандро отпрянул в противоположный угол. Горечь, знакомая горечь возвращалась на язык. Краски стали глуше, зато контуры — четче.

Нет, конечно, он был взрослый мужчина, не подросток какой-нибудь, он умел контролировать себя и свое тело. Раньше умел. Теперь тоже получалось, но из рук вон плохо. Все гормоны встали на дыбы, и тело молило — нет! — оно требовало близости. Разрядки неимоверного напряжения, сковывавшего его тело.

Ему нужна была эта женщина. Он ее ненавидел — и не мог без нее жить.

Голос Алессандро был тих и почти бесцветен, но слова…

— Пора кончать с этим фарсом. Сейчас мы приедем и поднимемся ко мне в номер.

— Нет!!! Мы не должны были… Это ошибка.

— Совершенно верно. Ошибка. Мы не должны заниматься этим в машине. Поэтому сейчас мы поднимемся ко мне.

— Я не хочу!

— Заткнись. И не ври хоть сейчас. Ты НЕ что угодно. НЕ умеешь готовить, НЕ вышиваешь крестиком, НЕ играешь в гольф, НЕ пьешь по утрам коньяк — но только не «НЕ хочешь». Я же не идиот.

  24