Последние отзывы

  67  

Но Крог безмятежно улыбался. Столько лет следить за каждым шагом, думал он, таскаться на концерты, в оперу, на приемы. – Еще коньяку, – бросил он официанту.

– Une bouteille! – машинально повторил Энтони, и Трагическая брюнетка тотчас наказала его потоком французской речи. Он разобрал только несколько раз повторенные «Academic Francaise» и «cochons» «"Французская Академия", „свиньи“ (фр.)».

– Вы француженка? – спросил он.

– Это она-то? – встряла блондинка. – Не смешите меня.

– А вы – американка?

– Американка! – не осталась в долгу брюнетка. – Она дальше острова Эллис не выбиралась никуда.

– Здесь душно. Давайте пройдемся.

– Выпейте коньяку.

– Завтра мы начинаем репетировать. Где Гауэр?

– Между прочим, они собираются пожениться.

– Не смешите меня.

– Сцена в публичном доме. Немыслимо.

– А я согласна взять роль.

– Жалкая статистка.

– Здесь душно.

– Что значит – душно?

– Вам нужна профессиональная драматическая актриса, дорогой профессор.

– Тоже мне – профессионалка.

– Где мои очки?

– Где Гауэр?

– Где коньяк?

– Не щекотите, профессор.

– Там должен стоять памятник. И он будет стоять.

– Это секрет. Никому не говорите. Они хотят пожениться.

– Энтони, не трепи языком. Ты пьян.

– Лицом в сторону России.

– Это лучшая пьеса величайшего драматурга.

– В дивном переводе, дорогой профессор.

– Смех ее слушать.

– Возьмите ваши очки.

Из рощи старый Гауэр сам,

Плоть обретя, явился к вам.

***

– Профессор, зачем вам эта пьяная свинья, почему вам самому не сыграть эту роль?

– Давайте пройдемся.

– Где коньяк?

– Великим рвением горя.

– Вы ее приглашайте. Это ей жарко. Вон как потеет.

– Я не хочу ее. Я хочу вас.

– Спасибо, учту. Отпустите меня. Я хочу поговорить с герром Крогом.

– Слушай, Кейт, у меня приличная работа, как ты считаешь?

– Энтони, уймись.

– Позвольте, я вам погадаю, герр Крог. О, какая длинная и четкая линия жизни. Вы женитесь, у вас будет трое, четверо, пятеро детишек. – Черта с два.

– Энтони, уймись.

– Ах, боже, я совсем забыла, вы должны посеребрить руку. Правда, серебряных денег сейчас уже нет, но, я думаю, сойдет никелевая монетка или бумажка. На счастье. Я потом верну, если хотите.

Царь-отец, греховный пыл

К ней ощутив, ее склонил

На мерзкий грех кровосмешенья.

***

– Честно говоря, я не понимаю, чем она прельстила профессора. По-моему, вульгарная пьеса.

– Смотрите, смотрите, что мне дал герр Крог! Правда, здорово? – Вульгарная девчонка. Только чтобы спасти от нее пьесу профессора, я возьмусь играть Марину. Ах, профессор, вы опять уронили очки. Нет-нет, дайте уж я сама найду.

– А еще меня называет вульгарной.

– Давайте пройдемся. Жарко.

– Действительно, самое время уйти. Нахалка.

– Что худшее нам может угрожать?

– Всю пьесу на память!

– Официант, еще бутылку коньяку.

– Я ненадолго, Кейт.

– Не болтай лишнего, Энтони. Придержи язык, я тебя очень прошу.

– Я буду нем как рыба.

Без отпеванья гроб твой опущу я

В пучину.

***

– Там что, кто-то тонет?

И накопленье праздное сокровищ – Глупцам на радость, смерти на забаву.

***

– Он такой умница, с ним будет одно удовольствие работать.

– Идемте. Ненавижу, когда говорят про утопленников.

– Я слышала, это самая хорошая смерть.

– Какая же здесь духота! Пошли.

– Будто бы вся жизнь проходит перед глазами. В один миг. Они шли под залитыми светом безжизненными деревьями; высокие каблуки скользили по листьям, и это металлическое царапанье звучало жалобой на ветер и темноту; Энтони поцеловал готовно подставленные губы; где-то далеко внизу билось море в неровный берег. – Смотрите, как свежа она, – доносился из широких окон пьяный и прерывающийся от волнения голос профессора. – Ужасно, что в море бросили ее!

– Какая у вас мокрая пьеса, – сказал Энтони. – Море. Пучина.

– Я люблю море, – объявила блондинка голосом Гарбо. – Хотите, возьмем лодку, – неохотно предложил Энтони: «спит на дне морском», вся жизнь проносится перед глазами, самая легкая смерть. – У меня неподходящие туфли, дорогой. Как вас зовут, милый?

– Энтони.

Нагнувшись поцеловать ее, он испытал такое ощущение, словно погрузил лицо в связку шпагата; она запустила ему в волосы пальцы, пахнущие леденцами; у нее был душистый, эластичный, ухоженный рот. – Это ваша сестра? – спросила она.

  67