Последние отзывы

  178  

Марк Юлиан ощущал в этот момент только одно — сильное облегчение. Наконец-то, доброе имя его отца восстановлено! Но облегчение это длилось недолго: он хорошо видел, что его собственное положение оставалось очень серьезным.

Оправдательный вердикт, вынесенный Сенатом, начал менять настроение Нерона. Марку казалось, что он видит тень, промелькнувшую на лице Императора, и он понял, какую досаду и тревогу испытывает сейчас Нерон. По-видимому, любой вердикт рассердил бы капризного Императора. Если бы Сенат признал вину Марка Юлиана, Нерон посчитал бы, что Сенаторы пренебрегают его нуждами и состоянием здоровья. Оправдательный же приговор внушил Нерону сильные подозрения относительно лояльности Сенаторов к его власти. Он сразу же забыл, что его собственные поведение и настроение во время судебного процесса во многом повлияли на его исход. Император чувствовал себя теперь глубоко уязвленным, возмущаясь и негодуя оттого, что Сенат с такой готовностью оправдал этого философствующего злоумышленника.

Нерон с раздраженным видом двинулся к судебному секретарю. Он начал быстро говорить что-то, а секретарь старательно записывал его слова на покрытой воском дощечке и делал пометки против имен Сенаторов в их списке. Это заняло довольно продолжительное время, в течение которого было исписано несколько восковых дощечек. Затем все дощечки и список с именами Сенаторов были переданы Консулу, у которого перехватило дыхание, когда он прочел то, что было написано на них. На секунду он онемел. Наконец, Мессалин справился с собой и начал читать слова Нерона.

— «Я не стану менять вынесенный вердикт, поскольку уважаю Сенат и не желаю вмешиваться в вынесение судебных приговоров. Но вы все должны знать, что навлекли на себя мое крайнее неудовольствие, оправдав человека, который нанес мне оскорбление, причем неоднократно, делая это с крайней степенью наглости. Так, на своей собственной свадьбе он потешался надо мной, обвиняя в плагиате. Этот судебный процесс явился испытанием на лояльность, и вы не выдержали его. Знайте же, что в начале календ месяца июня в суде будут рассматриваться дела следующих членов Сената, обвиняемых в измене: Гай Сатурнин…» — и дальше последовал целый список, включающий в себя более ста имен. Четвертая часть состава Сената должна была предстать перед судом и наверняка поплатиться своей жизнью.

В зале сразу же раздались приглушенные голоса, выражавшие недовольство, и сдержанный ропот. Марк видел, что эти псы, с которыми так долго жестоко обращался хозяин, готовы наброситься на него. «Неужели Нерон серьезно полагал, что все мы с рабской покорностью подставим свои головы под занесенный меч? Одной искры теперь довольно, чтобы запылало пламя людского гнева. Нерон, мы устроим тебе такой великий пожар, которого ты в жизни не видел. Но сам я не могу зажечь эту искру — ведь я так близок к свободе! Меня оправдали! Впрочем, все это безумные мысли. Пока жив Нерон, не может существовать никакой свободы. Я все же должен сделать это, пусть я погибну…»

Когда в зале воцарилась чуткая тишина, Марк Юлиан повернулся к Нерону.

— Я молю тебя проявить снисходительность. Дело в том, что меня оправдали слишком быстро, и я не успел еще кое-что сказать. Можно я это сделаю сейчас?

Нерон молча глядел на него несколько мгновений, широко открыв от изумления свои и без того огромные глаза навыкате. «Негодяй только что избежал смерти. Неужели он не знает, что ему следует помалкивать и благодарить богов за спасение?» — думал Император, но любопытство взяло верх, и он еле заметно кивнул Марку Юлиану, разрешая тому снова взять слово.

Но прежде чем молодой человек заговорил, перед его мысленным взором неожиданно возник образ девы-воительницы, о которой он читал в донесениях отца. Она глядела на него испытующе и была в этот момент похожа на сильную горделивую львицу. «Кто ты… может быть, ты — покровительница всех самоотверженных, всех, кто добровольно приносит свою жизнь в жертву? У тебя, должно быть, великая душа, раз ты сумела коснуться меня сейчас в этой зале из своего далека».

Марк Юлиан обратился не к Сенаторам, а к самому Нерону.

— Я не желаю получать оправдание от этого суда. Как и не желаю получать прощение от тебя, Луций Домеций.

Собравшиеся замерли в испуге не дыша, многие отвели взгляды, боясь взглянуть на Императора. Марк Юлиан обратился к Нерону, назвав его именем, которое тот носил в детстве, и опустив все титулы и почетные звания.

  178